Вообще надо быть сверхрусским, чтобы увидеть пошлость везде. Русские видят пошлость везде, кроме себя. С точки зрения русского, пошлость – это и Гете, и Гейне, и Диккенс, все пошлость. А не пошлость – это убить себя об стену. Но и то, и другое – это, по-моему, одинаковая пошлость. А убить себя об стену – пошлость, по-моему, гораздо большая.
Я не думаю, что Набоков всерьез это говорит. Набоков как раз из тех русских, которые умеют уважать чужое. Я тут давеча для студенческих нужд перечитывал комментарий Набокова к «Онегину». Сам перевод я не беру, перевод, конечно, обычный прозаический. Но комментарий гениальный. Набоков проследил и вытащил на читательское обозрение такое количество вкусных мелочей, такое количество интертекстуальных связей, такие догадки, которые бы в голову никому не приходили. Не говоря уже о том, что он первый, кто реконструировал девятую главу. Это замысел, который меня давно восхищает. Потому что он, в сущности, предложил нам полного «Онегина». Вытащил из беловиков все, что касается восьмой главы, и показал, как роман мог бы завершаться, если бы Пушкин довел его до конца. Хотя версия Дьяконова мне кажется более интересной, но все равно он это показал. Не знаю, Набоков – гений, и он как раз умел понимать величие других.
Что касается струи пошлости, которая есть в «Фаусте», так при придирчивом взгляде струя пошлости есть везде. Говорила же блоковская тетка (переводчик замечательный, по-моему, да и бабка была его человеком замечательным), что Гете написал вторую часть «Фауста», чтобы удивить глубокомысленных немцев. Да, наверное, так. Хотя во второй части «Фауста» есть глубокие прозрения. Но есть там и некоторый момент той вагнеровской (там же есть такой персонаж, пророчески упомянутый – Вагнер) тяжеловесной, ученой не скажу пошлости, но умозрительности, который пьесе вредит. Но сам замысел – гениальный. Эти лемуры, которые копают Фаусту могилу, а он думает, что они роют канал. Это гениально придумано. И вообще, «Фауст» – замечательная драма ненасытного, трагического человека.
