Лекции

Самое безнадежное в этом проекте, его чтении — это пытаться истолковать ведьм, условно говоря, как евреев или как женщин, или как оппозиционеров, то есть попытаться объяснить саму коллизию. Дьяченки мыслят, простите что я их так называю — Дьяченки, на несколько малороссийский лад, но в кругу фантастов их всегда так называют. Марина и Сергей действительно ставят себе задачу более глубокую, более символическую. Они описывают процесс, при котором в обществе есть… условно говоря, они описывают химеру по Гумилеву. …при котором в обществе есть определённые части, наделенные сверхспособностями. Сверхспособностями далеко не всегда позитивными, иногда опасными, иногда грозными, и есть…

Все незаконченные романы подразделяются на пять групп. Первые — не законченные из-за смерти автора. Это самый очевидный случай. Например, «Тайна Эдвина Друда».

Вторые не закончены потому, что история сняла их проблематику. Блоковский роман в стихах «Возмездие». Помните, в предисловии сказано: «Не чувствуя ни нужды, ни охоты заканчивать после революции вещь, полную революционных предчувствий, я издаю её в неоконченном виде». Правда, он всё равно пытался её закончить. Последнее, что написал Блок в стихах:

И дверь звенящая балкона
Открылась в липы и в сирень,
И в синий купол небосклона,
И в лень окрестных деревень…

Прежняя блоковская…

Это, пожалуй, самая странная книга пятидесятых, книге со странной судьбой, со странным замыслом. Это недописанный, вернее, недоработанный, но в целом законченный роман химика и историка Марка Александровича Алданова (настоящая его фамилия, Ландау, гораздо менее известна) «Повесть о смерти», который он печатал в «Новом журнале», рассчитывал издать отдельной книгой, но не успел.

Алданов помещал «Повесть о смерти» примерно в середину своего большого исторического цикла о XIX веке. Действие там происходит в 1847–1848 годах. Как всегда, смысл этой книги неочевиден. Дело в том, что Алданов из тех исторических писателей, которые главного не договаривают. Пожалуй, в этом смысле он…

Странное дело, но от повести Эренбурга «Оттепель» ничего, кроме названия, в литературе не осталось. И это правильно, повесть плохая. Но говорим мы об этом не потому, что она плохая, а потому что нас занимает сам феномен оттепельной литературы, который начался с Эренбурга.

Главных явлений здесь три. Первое: стержневая тема оттепельной литературы ― условная борьба архаистов и новаторов на производстве. В повести это не главная тема, Эренбург не любит производство, не очень его знает, и это видно уже по его так называемому производственному роману «День второй». На самом деле, конечно, Эренбурга занимают прежде всего судьбы художников.

Но тем не менее конфликт Журавлева и…

Расскажу о самом странном эпизоде литературной оттепели. Самом странном, потому что, с одной стороны, появление такого текста, как рассказ Яшина «Рычаги», невозможно было ни предсказать, ни каким-то образом объяснить. Это рассказ, который перебрасывает мост уже даже не в шестидесятые годы, не в зрелую оттепель, а в восьмидесятые, в роман Сорокина «Норма». Это, по большому счету, первый по-настоящему откровенный текст. И не о сельском хозяйстве ― сельское хозяйство там играет десятую роль, а о главной проблеме советского человека ― о его, страшно сказать, неискоренимом и губительном двуличии. Это первый текст, первая ласточка литературной оттепели.

Второе, что уже по-настоящему…

«Дом на площади» — его вторая часть, в этой замечательной дилогии. Почему я считаю важным именно в 1956 году поговорить о Казакевиче, хотя, казалось бы, это сегодня не самый популярный и не самый упоминаемый писатель? Во-первых, потому, что он, конечно, незаслуженно забыт. Из всего им сочиненного помнят только экранизированные вещи, как раз не самые сильные. Это «Звезда», хорошая повесть, и «Синяя тетрадь», такую попытку послесталинского возвращения к ленинским нормам.

Но самое сильное, самое главное его произведение осталось недописанным. Он приступил к огромному эпическому роману и умер от рака печени в те же 49 лет, на том же пограничье, на котором умирают многие писатели…

Я ставлю этот роман на первое место из всего Пелевина, а дальше несколько рассказов, к нему плотно примыкающих. Здесь три повести — две маленьких и одна большая. Первая «Иакинф» — веселая безделка. У меня есть ощущение, что читатель в финале чувствует себя немного одураченным, потому что о том, что происходит, он догадался уже на середине, и когда все так и оказывается… Это по ощущениям похоже на финал пелевинской же «Фокус-группы» той же, но «Фокус-группа» была немного короче и страшнее, радикальнее. Здесь просто это очень увлекательно написано.

Когда читаешь эту пелевинскую книжку, не можешь не задуматься о главном феномене Пелевина: его необычайно приятно читать. Каким бы ни оказалось…

У меня есть большая лекция «Маленькие трагедии». Собственно, особенность «Маленьких трагедий» в чем: это такой групповой автопортрет. Они — пушкинский самоотчет перед женитьбой, перед концом определенного этапа жизни, теперь мы уже можем сказать, что главного и счастливейшего этапа. Это вершина его зрелости, и все эти тексты являют собою автопортреты. «Моцарт и Сальери» потому, что в Пушкине жил Моцарт, но жил в нем и Сальери, который «музыку разъял, как труп». Жил в нем и человек, наблюдающий Моцарта со стороны. Больше вам скажу, «Маленькие трагедии» можно все — вот это их отличительная черта — их можно все сыграть абсолютно разным образом, двояким как минимум.

«Скупой рыцарь» можно…

Долгое время этот роман упоминался в одном ряду с произведениями классического соцреализма. Хорошо помню пародию Владимира Новикова, где в числе источников вдохновения российских постмодернистов перечислялись жатва, клятва и битва.

Ну, «Клятва», это понятное дело, плохой фильм Чиаурели. «Жатва» — неплохой роман Николаевой, который получил Сталинскую премию, в этом романе впервые было сказано, что колхозники за доброе слово на многое готовы, но ты хоть скажи им это доброе слово. По нему, кстати, по этому роману, снял Пудовкин свою последнюю картину «Возвращение Василия Бортникова».

Ну и вот, через пять лет после «Жатвы» Галина Николаева начинает писать свой главный роман.…