Юрий Козлов — сын известного соцреалиста, тоже, кстати, большого патриота,— это редактор «Роман-газеты». Как же он остается без внимания? Он даже вполне себе пользуется этим вниманием. Понимаете, тут какая вещь? Юрий Козлов — один из замечательных примеров того, как ложная идея губит талант. Он начинал-то ведь очень неплохо. У него был прекрасный подростковый, юношеский роман «Изобретение велосипеда», характерный для 70-х годов напряженный отроческий эротизм, ну и много всяких других замечательных вещей. «Изобретение велосипеда» — да, это была неплохая книжка. «Воздушный замок» — замечательная была повесть в «Юности».
Он все описывал таких молодых людей, выросших в элитарных семьях, что понятно — он был сыном крупного ленинградского прозаика: естественно, что жизнь его именно и была жизнью такого питомца советской элиты, но у них были свои представления о достоинстве, свои проблемы, свои замечательные прорывы. Он в одном ряду может быть назван с Владимиром Якименко, автором «Сочинения» и когда-то нашим преподавателем на журфаке, или Юрием Вяземским с его «Шутом», или рано умершим Леонидом Липьяйненом с его замечательным романом «Курортный роман старшеклассника». Это были такие авторы, описывавшие сложный мир постсоветского подростка, именно сложный мир.
Самой удачной книгой тех времен я бы назвал, наверное, все-таки «Шута», потому что Вяземский вообще в начале своей карьеры был писателем многообещающим. Он ушел в другие сферы и реализовался в них блестяще, но мне мучительно жаль того писателя, которого я так любил, хотя думаю, что он нас еще удивит. Что касается Юрия Козлова, то последние его произведения, начиная примерно с «Колодца пророков» — это такая прохановщина довольно густая, очень плохо написанная, с постоянной конспирологией, поиском врагов, мистикой и такими довольно людоедскими идеями, хотя это мое субъективное мнение. В лице Юрия Козлова я вижу большой талант, погубленный даже не ложной идеей, а средой, обстоятельствами, все тем же упрощение. Для него, мне кажется, уже возвращения нет. Нам остаются его прелестные ранние сочинения, которые, кстати, храня в себе, как и роман Королева «Эрон», такое почти эротическое напряжение умирающей эпохи, такой римский оргиастический стиль.