Берег

«Ледовая книга» Юхана Смуула, наверное. Естественно, дневник Френкеля, радиста папанинской экспедиции. Олег Куваев, чья «Территория» — довольно динамичное произведение, и там как раз напряженный геологический быт изображен с достаточной долей напряжения и мастерства, без всякой дидактики. Другое дело, что экранизация этой книги замечательной, по-моему, чудовищно жидкая. Она показала, что у нас разучились снимать трудовой процесс. «Территория» была одной из любимых книг российских абитуриентов, потому что пресловутая тема труда — о ней же очень трудно было интересно писать, романы и сочинения. А вот здесь тема труда раскрывалась, в том числе в главах «Всестороннее описание…

Проза Юрия Бондарева очень разная. «Тишина» — по-моему, замечательный роман именно о выходе из состояния войны, о чудовищных унижениях, которым подвергаются бывшие фронтовики. «Горячий снег» сложно оценивать объективно, но книга все-таки в рамках советского военного канона. А вот «Выбор» мне представляется очень интересным романом, более интересным, чем «Берег», хотя в «Береге» впервые поднят вопрос о милосердии к немцам, там образ лейтенанта Княжко представляется мне довольно плоским, плакатным, как и образ страшноватого майора Гранатурова. Вот Никитин, главный герой, там интересный, и Эмма интересная. Но лучший его роман, как мне представляется, все-таки выбор. И не потому, что там…

Краковский, во-первых, написал после этого довольно много. Прожил, если мне память не изменяет, до 2017 года. Он довольно известный писатель. Начинал он с таких классических молодежных повестей, как бы «младший шестидесятник». Их пристанищем стала «Юность», которая посильно продолжала аксеновские традиции, но уже без Аксенова.  У Краковского была экранизированная, молодежная, очень стебная повесть «Какая у вас улыбка». Было несколько повестей для научной молодежи. Потом он написал «День творения» – роман, который не столько за крамолу, сколько за формальную изощренность получил звездюлей в советской прессе. Но очень быстро настала Перестройка. Краковский во Владимире жил,…

Да это довольно просто происходило. По мере того, как Бондарев из полудиссидентов (а лейтенантская проза была очень далека от официоза, она пришла как ниспровержение бубенновской «Белой березы»),— тех пор, как Бондарев из полудиссидентов перешел в секретари писательской организации Российской Федерации, он постепенно костенел. Возможно, что идеология «Берега» в «Выборе» еще остается на самом деле. Главная проблема «Выбора» вовсе не в том, что Илья Рамзин выглядит предателем. Он не предатель, он попал в такую трагическую ситуацию, и Бондарев его там не судит ни в какой степени. Он там кончает самоубийством, понятное дело, но там речь идет о более широком замысле, о более широкой трагедии, о…