Мне больше всего нравится «Сказка о рыбаках и рыбках». Но и «Ковер-самолет», и «Оранжевый портрет с крапинками», и «Дагги-Тиц». Нет, мне многое нравится у Крапивина. Знаете, он столько написал! Он же наизусть не помнил своих книг и их количество — терялся в цифрах. Он очень много сделал. Естественно, из его «Великого Кристалла» я даже не помню, что я читал. Ну, трилогию читал, конечно — «Мальчик со шпагой». Было время.

Он был хороший писатель. Немножко однообразный, но хороший. И были у него серьезные замечательные психологические достижения. И потом, когда его читаешь, всё равно испытываешь радость. Вот такое оранжевый парус — рыжие, яркие, апельсиновые цвета. Он вообще был такой…

Нет, как раз из человека ты превращаешься в супергероя, потому что современный подросток сталкивается с теми вызовами, серьезность которых нам не снилась. Он приходит в мир, в котором понятия добра и зла чрезвычайно зыбки, в котором все переоформляется, переучреждается. Выясняется, что зло – это, возможно, не реакция на добро, а вообще первооснова мира. Это готическое мировоззрение. Я поэтому все время настаиваю на том. Грех себя цитировать, но:

Что значит это СВО?

Да думаю, немало.

Нет больше ничего,

На чем бы все стояло.

И мрамор, и гранит,

И зэк, и соглядатай –

Все в…

Нет, это все-таки во многих отношениях вопрос жанра, потому что у Крапивина совершенно нет своей христологии, Крапивин не придумал свою вселенную, но ведь и Стивен Кинг не смог ее придумать. И «Темная башня», и «Великий Кристалл» — это не очень удачные произведения, не лучшие у авторов, хотя местами, временами они производят впечатление большой художественной силы. Кстати, «Великий кристалл» есть и у Кинга («Колдун и кристалл»), и у Крапивина. Действительно, они какие-то почти близнецы. Но дело в том, что Крапивин не создал своей вселенной, или, во всяком случае, не продумал ее столь тщательно, как Роулинг свой Хогвартс.

И потом — вот что мне кажется очень важным, я об этом раньше никогда не…

Я очень люблю Крапивина, особенно люблю «Ковёр-самолёт», люблю «Мальчика со шпагой» — книги, на которых я сам рос. Мне известно несколько историй, в которых он проявил себя человеком высочайшего благородства и мужества. Многое меня отторгает в его прозе, особенно ранней, когда детям внушается, что взрослые ничего не понимают, что мир лежит во зле — немножко сектантское мироощущение. Но это не всегда так. Всё-таки доминирует то, что Крапивин… Например, он очень плодовит, он великолепный выдумщик. Сравнительно недавняя «Дагги-Тиц» — это прекрасная повесть. «Трое с площади Карронад», «Журавлёнок и молнии» — хорошие вещи. Он очень много написал, вот в чём дело, и далеко не все эти вещи совершенны.…

Это вопрос времени на самом деле. Крапивин вырос, начал писать и реализовался как писатель в ту эпоху, которая не предполагала ни такого феномена, как Толкин, ни такого феномена, как Роулинг. И потом, он и не ставил себе, по-моему, такой задачи. Крапивин ведь не создаёт миры. У него есть попытки сделать, например, «Ковёр-самолёт» или «Дагги-Тиц». Но эти авторы именно создавали мир. Крапивин создавал, конечно, свою мифологию, и эта мифология оказалась чрезвычайно живучей. Мифология такой советской романтики: «Тень Каравеллы», «Мальчик со шпагой». Я даже думаю, что какой-то такой… Вот интересная мысль! Какой-то такой свой мир он мог бы создать. И на меня же в своё время очень повлияли «Всадники со…

У него есть очень хорошие тексты, но я считаю, что все-таки у Крапивина ярче, особенно у такого позднего Крапивина, типа «Сказки о рыбаках и рыбках». Вообще Веркин, мне кажется, был бы ещё более удачливым, ещё более ярким автором, если бы ярче был его язык. Мне кажется, что язык довольно стерт. Вот как говорил Житинский: «Все-таки прежде всего литература, особенно детская, должна быть явлением языковым, угадываемым, узнаваемым.» И в этом смысле Валерий Попов, например, его детская проза — скажем, «Темная комната», «Слишком сильный», «Похождения двух горемык» — вот это проза мгновенно узнаваемая. А Веркин, мне кажется, он фабульно пока интереснее, чем языково. Но это вопрос такой…