Видите ли, советская власть в свои последние годы любила стариков и детей. Старики, культ старости — это всё было присуще и «Белому Биму», и так далее. Действительно, она сама старела, советская власть. И стариков она уважала. Им везде был почет.
Конечно, было и то, о чем писал Борис Васильев в «Вы чье, старичье?»
Было и пренебрежение, и равнодушие, и хамство. Но в принципе, старик был такой ключевой фигурой в советской власти. Экономически он хорошо не жил, но советская власть, скажем так, брала его сторону. И она сама постоянно по-стариковски брюзжала, когда молодые целовались, и по-стариковски негодовала, когда молодые одевались в узкие брюки.
Дети были любимыми героями, потому что старый да малый — такой старческий инфантилизм. Ну и еще потому, что советская власть вытесняла в детскую литературу, в детский кинематограф всех мало-мальски талантливых людей. Как приходилось писать детские стишки Сапгиру — иногда довольно жестокие. Как приходилось писать детские стихи Благининой, которая была серьезным религиозным поэтом. Кстати, я запомнил ее тогда, потому что ясно было, что это стихи прекрасные. И ясно было, что у всех этих людей в столе лежит что-то серьезное.
Детская литература, кстати, тоже серьезная, но она обречена… Ну, как называла это Новелла Матвеева, надо загоняли в колыбель. Заставляли писать детское. Та же Матвеева смогла некоторые свои стихи напечатать только как детские. Например, «Сухие кусты» — считалось, что детское стихотворение. Хотя, на мой взгляд, это абсолютно великая философская лирика уровня лермонтовских «Трех пальм». Вот ее бы разобрать как-нибудь.
Ну и так далее. Поэтому детская культура, детская литература в советское время развивалась опережающими темпами. Советские мультфильмы были лучшими в мире — тут не о чем и говорить. Скажем, советские фантастические повести (прежде всего Велтистов), конечно, пережили свое время. Из Велтистова я больше всего люблю «Гум-Гама». Но, конечно, и «Электроник», и «Миллион и один день каникул» — это серьезная проза, настоящая. Кир Булычев, конечно, тоже свое время пережил и вполне может сегодня восприниматься как абсолютно первоклассный писатель. И фильмы типа «Гостья из будущего» тоже благополучно досуществовали до нашего времени, и их нельзя без слез смотреть.
Из других — я никогда не любил читать о природе, о животных, не любил читать всякие филологические зарисовки типа Пришвина. Хотя Пришвин как взрослый писатель был весьма серьезен и, по крайней мере, достоин разговора. Но Бианки — всё это так по-детски трогательно, что-то в этом было очаровательное.
Потом детская проза Окуджавы — например, «Фронт приходит к нам». Вот это замечательная книга, потому что там Окуджава сумел проговориться о многом, что во взрослой прозе было под запретом. Подростковая литература — Крапивин, Коваль, тоже вытесненный в это. Коваль на самом деле был серьезный, умный, зрелый авангардист. «Суер-Выер» он сможет напечатать только во 2-й половине 80-х — по-моему, даже в 90-х. Константин Сергиенко — «Увези нас, Пегас» (вот мы как раз недавно с Марголитом обсуждали) абсолютно гениальная проза.
Вот такие вещи. Я бы, честно говоря, посоветовал эту детскую литературу читать, конечно, с некоторой поправкой на преломление, с некоторым коэффициентом. Потому что, скажем, вот эта «Черная Салли» Кальма про Джона Брауна и аболиционистов, или вообще все вот эти тогдашние рассказы и повести о жизни несчастных детей на Западе… Но всё равно повесть Кальма о Джоне Брауне прекрасна. Я уж не говорю о том, что Кальма вообще была интересный серьезный человек, дружила в молодости с Маяковским.
Не знаю, можно ли называть детской литературой (это скорее юношеская литература, подростковая) Сусанну Георгиевскую — моего самого любимого советского писателя. Просто какой-то, если угодно, мой идеал юношеского писателя. «Лгунья», «Колокола», «Отец», бывший одной из моих самых любимых книг в детстве. Но Георгиевская вообще писатель, конечно, по преимуществу взрослый, такой депрессивный. Но ее считали подростковым — вот так оно и считалось.