Царство зверя

Ну, как же? А трилогия Мережковского «Царство зверя» («Павел Первый», «Александр Первый» и «14 декабря»)? Это гениальное произведение, лучшее, что написано. А роман «Северное сияние»? Тоже замечательный, хотя насквозь советский.

А, в конце концов, «Смерть Вазир-Мухтара»? Грибоедовская судьба, которую Тынянов так хитро примерил на свою. Конечно, это роман о себе, но и о декабризме тоже. Мы знаем, что Грибоедов при всем своем скептическом отношении к заговору был в него интегрирован крайне глубоко. Слава богу, что его успели предупредить и об обыске, и аресте — и он сжег огромное количество документов. Ну, у Нечкиной в книге «Грибоедов и декабристы» все это подробно рассмотрено. А…

Я очень Григория Шалвовича Акунина люблю — люблю как человека и люблю как писателя. Я не считаю его как раз постмодернистом. Я писал, что я считаю его последним русским модернистом, последним русским классиком. Он ставит великие вопросы. И для него перелицовка чужих одежд не более чем прием. На самом деле он писатель глубоко оригинальный. Он исследует проблему аристократизма, которая в России во многом заболтана. У нас аристократию стали презирать, потому что мы встали на точку зрения разночинцев, а это довольно глупо. Реабилитацию аристократизма начал Пушкин, продолжил Мережковский в статьях о Пушкине и во многих других текстах, особенно во второй трилогии (ну, «Царство зверя»), а особенно в…

Это содрано из Мережковского, как почти всё в его исторических сочинениях. Главные скопческие эпизоды — вот этот страшный хорьковый запах скопческого пота (у него очень всё логично это написано) — это всё из трилогии «Царство зверя». Нет, это не бунт против биологического насилия. Как раз Мережковский очень подробно там доказывает, что нельзя стать новым, лишив себя чего-то; стать новым можно, приобретя. Это не бунт против биологического насилия, а это бунт против одного из рисков, одной из возможностей.

Понимаете, Платоновым должны заниматься все-таки профессионалы, типа Корниенко, типа Шубиной, типа Вигилянской — автора лучшей, на мой взгляд, статьи именно о корнях языка Платонова. Кстати, Евгения Вигилянская о Платонове — можно найти её в Сети. Там доказано, что Платонов так же радикально смешивает слои языка, как перемешивается в это время социум. И Платонов (там просто это показано) берет обычную фразу и слова в ней транспонирует в максимально разные регистры. Он берет, если угодно, максимально удаленные стилистически синонимы. Скажем, вместо «Портрета Дориана Грея» это было бы «Парсуна Дориана Серого» или Дориана Седого. Вот так. То есть из фразы, которая звучала бы совершенно…

Знаете, первой приходит на ум книжка Гаррисона Солсбери о блокаде Ленинграда как пример очень достоверного, глубокого и вдумчивого исследования. Понимаете, история — это такое необъятное… Просто я только что перечитывал эту книгу, по работе мне было надо, поэтому я вспомнил её. А так-то по истории существует необъятное количество именно очень качественной художественной литературы.

Морис Симашко — замечательный писатель, я совершенно здесь неоригинален. Хотя немножко мне его проза в последнее время кажется слишком орнаментальной, но, может быть, так оно и надо. Вообще из исторической прозы для меня номер один — это Юрий Тынянов, конечно, в первую голову «Восковая персона». Ну,…

Однозначно — с «Царства Зверя», то есть со второй трилогии. Наверное, с романа «14 декабря». Может быть, с «Петра и Алексея». Если вы умеете противостоять соблазнам, если вы умеете возражать автору, лучше всего написан «Пётр и Алексей», гениальная пьеса «Павел I» и очень хороший роман «Александр I». Образ Николая Карамзина там — просто шедевр! И вообще мне нравится, как написано. Там потрясающее описание скопческих радений, вплоть до запахов — очень острое, страшное такое. Нет, сильный писатель. Уж во всяком случае не хуже, чем «Петербург» Андрея Белого. Так что, наверное, с «Александра I».