Знаете, я в 14 лет прочёл «Петербург» Андрея Белого, и на меня это сильное впечатление произвело. Если мальчик умеет читать сложные тексты, то почему нет? Савинкова хорошо бы. Дайте ему Савинкова под псевдонимом Ропшин: «Конь бледный» и «Конь вороной». Ну, «Конь вороной» уже про Гражданскую войну, но «Конь бледный» — это очень интересно. Я не вижу зла, если мальчик прочтёт, не знаю, «Мелкого беса», если он прочтёт «Чёртову куклу». Очень интересно, кстати, сравнить «Мелкого беса» и «Чёртову куклу». «Чёртова кукла» — роман Гиппиус о терроре. У Леонида Андреева есть неплохой рассказ «Бездна». И «Тьма» — неплохой рассказ. И «К звёздам» — неплохая вещь. Ну, почитайте. Да, лучше всего — пусть он почитает,…

«Мелкий бес» Сологуба. Ну, как это в пять текстов вообще уложишь? Я вынужден называть прозу, а Серебряный век — в основном это поэтическое явление. Грина «Крысолов», Цветаевой «Крысолов» — два очень важных текста. Блок — самой собой; второй том лирики — обязательно (а если можете, то и третий). Ну, Белого — я думаю, что «Вторая симфония» или «Серебряный голубь». Скорее «Серебряный голубь». Я солидарен с Майклом Вахтелем, замечательным американским филологом, который считает, что «Серебряный голубь» — лучший роман Серебряного века вообще. «Петербург». От «Петербурга» невозможно оторваться. Другое дело, что я не считаю необходимым его читать. Но «Петербург» в первой редакции — это жутко…

Роман Сологуба «Слаще яда» с этими постоянным танцами обнаженной героини – это такой привычный сологубовский фетишизм. Это неважный роман. У Сологуба вообще есть романы важные и неважные. Хороших и плохих там нет. 

У Сологуба есть гениальный роман «Мелкий бес», великая, по-моему, книга «Навьи чары» (в особенности первая часть). Вообще вся трилогия «Творимая легенда» содержит в себе зерно будущего набоковского «Бледного огня» и зерно «Ады». Почему-то никто не отследил огромное влияние Сологуба на Набокова. Когда Набоков был молод, он довольно горячо откликался на литературные и иные новинки Серебряного века. Для него не только Блок и Гумилев, но – я уверен, – что и Сологуб был…

Видите ли, есть два великих романа Серебряного века — «Мелкий бес» и «Огненный ангел». А проблема не в том, что «Мелкий бес» — такой уж хороший роман. Проблема в том, что Серебряный век — вообще не время прозы. Это время преимущественно поэтическое, и это как раз самое интересное в нем. А проза в Серебряном веке была представлена количественно небольшим слоем удачных текстов. В это время даже Горький — писатель, скажем так, довольно обыкновенный — воспринимался многими как учитель жизни, как гений, как хотите.

У меня есть сильное подозрение, что «Мелкий бес» — это роман огромно преувеличенный за счет фона. Большая часть прозы Серебряного века — это хуже даже Пшибышевского, который был для…

Ну нет, что вы? С какой стати? Я, кстати, когда перечитывал «Самгина», обратил внимание на то, что герой-то довольно обаятельный. И, конечно, Андрей Руденский играл его таким в знаменитом фильме Титова. Но не только он. Он написан обаятельно. Если смотреть на него не то что любящими, а хотя бы нейтральными глазами — так вот, он ведет себя лучше всех. Понятное дело, что он протагонист, он так видит. Иногда только взгляд со стороны позволяет как-то (особенно на фоне таких героинь, как Марина Зотова) позволяет подивиться его тщедушности и осторожности, но в целом Самгин еще самый приличный из героев этой книги, притом, что и Лютов, и Макаров, и Туробоев по-своему очаровательны. Но в Самгине есть то, что…

Во-первых, любой, кто работал учителем, знает, что разговорами о благородстве профессии можно утешать себя в первый год. На самом деле, конечно, это кошмар. А давать шесть уроков подряд ― это просто ужас, особенно в плохом классе. Учитель ― это профессия, после которой я отпускал бы на пенсию через десять лет, потому что если больше десяти лет, ты уже превращаешься в лошадь, ходящую по кругу. Это адская профессия, она очень трудна, а в царской России, где образование было еще более заштампованным, еще более идеологически зажатым делом, чем сейчас, где закон божий преподавался в школе, где батюшек ненавидели из-за этого, где было раздельное обучение, где, в общем, выхолащивалась самая суть…

Передонов – нет, наверное, знаете, какие-то люди, делающие сознательное зло. Передонов – мелкий бес. А вот такие персонажи вроде Мордаунта из «Трех мушкетеров». Но это инфантильный очень выбор.

Я боюсь, что тип человека, который я ненавижу (тот, кто высмеивает чужие слабости, злораден, ненавидит чужую слабость, не способен к умилению, а только к нанесению ударов по самому больному месту).

Я думаю, что у Юрия Вяземского в «Шуте» этот тип обозначен. Я с ужасом узнал от Юрия Павловича, что это автопортрет. Потому что Вяземский не такой. Но вообще говоря, шут – это тот герой, которого я ненавижу. Но в фильме Андрея Эшпая – это семейная картина, гениальный фильм абсолютно, мало кому…