Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Как вы оцениваете роман Фёдора Сологуба «Слаще яда»? Насколько он сейчас актуален?

Дмитрий Быков
>250

Роман Сологуба «Слаще яда» с этими постоянным танцами обнаженной героини – это такой привычный сологубовский фетишизм. Это неважный роман. У Сологуба вообще есть романы важные и неважные. Хороших и плохих там нет. 

У Сологуба есть гениальный роман «Мелкий бес», великая, по-моему, книга «Навьи чары» (в особенности первая часть). Вообще вся трилогия «Творимая легенда» содержит в себе зерно будущего набоковского «Бледного огня» и зерно «Ады». Почему-то никто не отследил огромное влияние Сологуба на Набокова. Когда Набоков был молод, он довольно горячо откликался на литературные и иные новинки Серебряного века. Для него не только Блок и Гумилев, но – я уверен, – что и Сологуб был важным автором. 

Не будем называть, что первое название «Дара» – «Ключи счастья», то есть роман Вербицкой. То есть это самый масскульт, самая пошлость Серебряного века. Кстати говоря, популярность этой книги была такова, что Зощенко собирался свою повесть «Перед восходом солнца» тоже назвать «Ключи счастья».

Дело в том, что ключ  – это очень важный лейтмотив «Дара», и этот ключ так и не достается герою. Хотя я не уверен:  я помню, что у Зощенко название «Ключи счастья» фигурировало, а насчет Набокова не уверен. Но название «Ключи счастья» для «Дара» было бы очень хорошим, потому что речь тоже идет о  счастье и о ключах. Если нет, то жаль.

Что касается влияния Сологуба, влияния «Навьих чар», то это очень влиятельная, красивая и в некотором смысле креативная идея: идея того, что наша жизнь происходит всегда в двух мирах – мир воображаемый и мир реальный. В мире реальном действует Альдонса, а в мире воображаемом – Дульсинея. Это старая идея Сологуба, про «бабищу румяную и дебелую», про воображение, которым все прекрасно утончено, и так далее. Это воплощено в «Творимой легенде», где Триродов оказывается князем далекого острова, и та же идея, если вы помните, в приключениях Кинбота-Боткина в «Бледном огне».

Влияние Сологуба огромно в «Аде», конечно: эта Антитерра, этот антимир, вот эта звезда Маир. Понимаете, это влияние прямое. «Когда б вы знали, из какого сора»: из паралитературы, из масскульта может вырасти оригинальный текст. Ничего в этом дурного нет. Но к сожалению, это, во-первых, не исследовано, а во-вторых, сам Набоков уже ничего нам об этом скажет. Некому было спросить. Горький, который имел такую возможность, я думаю, не читал Сологуба. 

Что касается остальных романов Сологуба – таких, как «Заклинательница змей», например. Тэффи или Гиппиус высказывали мысль о том, что их писала Чеботаревская. Я в этом не убежден, но однозначно, что Сологуб делал это левой ногой. Конечно, двумя ключевым романом для Сологуба были «Тяжелые сны» – первый, в который он вложил больше всего автобиографизма и личного опыта. Одним из любимых романов был «Мелкий бес», а все остальное – это были такие развлечения.

 Вот «Слаще яда» – это, в общем, роман, написанный для такого, простите за двусмысленность, самоудовлетворения. Там есть хорошие сцены, и героиня, в общем, не лишена некоторого обаяния. Но в целом, конечно, это книга совершенно никакая: это чистая Вербицкая.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему отношение к России у писателей-эмигрантов так кардинально меняется в текстах — от приятного чувства грусти доходит до пренебрежения? Неужели Набоков так и не смирился с вынужденным отъездом?

Видите, Набоков сам отметил этот переход в стихотворении «Отвяжись, я тебя умоляю!», потому что здесь удивительное сочетание брезгливого «отвяжись» и детски трогательного «я тебя умоляю!». Это, конечно, ещё свидетельствует и о любви, но любви уже оксюморонной. И видите, любовь Набокова к Родине сначала все-таки была замешана на жалости, на ощущении бесконечно трогательной, как он пишет, «доброй старой родственницы, которой я пренебрегал, а сколько мелких и трогательных воспоминаний мог бы я рассовать по карманам, сколько приятных мелочей!»,— такая немножечко Савишна из толстовского «Детства».

Но на самом деле, конечно, отношение Набокова к России эволюционировало.…

О чем книга Владимира Набокова «Под знаком незаконнорожденных», если он заявляет, что на нее не оказала влияние эпоха?

Ну мало о чем он писал. Это реакция самозащиты. Набокову, который писал, что «в своей башенке из слоновой кости не спрячешься», Набокову хочется выглядеть независимым от времени. Но на самом деле Набоков — один из самых политизированных писателей своего времени. Вспомните «Истребление тиранов». Ну, конечно, одним смехом с тираном не сладишь, но тем не менее. Вспомните «Бледный огонь», в котором Набоков представлен в двух лицах — и несчастный Боткин, и довольно уравновешенный Шейд. Это два его лица — американский профессор и русский эмигрант, которые в «Пнине» так друг другу противопоставлены, а здесь между ними наблюдается синтез. Ведь Боткин — это фактически Пнин, но это и фактически…

Какие зарубежные произведения по структуре похожи на книгу «Бледный огонь» Набокова — роман-комментарий и его элементы?

Таких очень много, это и «Бесконечный тупик» Галковского, и «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса (интересно это совпадение названий, авторы друг о друге не знали, конечно). Но я полагаю, что по-настоящему набоковский прием заключается не в том, чтобы издать роман с комментариями, построить роман как комментарий, а в том, чтобы рассказать историю глазами нормального и глазами сумасшедшего. С точки зрения нормального история логична, скучна и неинтересна. С точки зрения сумасшедшего она блистательна и полна сложных смыслов. Наиболее наглядный пример — роман Чарлза Маклина «The Watcher», «Страж», как у нас он переведен. Это гениальный роман, я считаю, и история, рассказанная там…

На кого из зарубежных классиков опирался Александр Пушкин? Каково влияние римской поэзии на него?

Знаете, «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». У Пушкина был довольно избирательный вкус в римской поэзии. И влияние римлян на него было, соответственно, чрезвычайно разным на протяжении жизни. Горация он любил и переводил. Не зря, во всяком случае, не напрасен его интерес к «Памятнику», потому что здесь мысли, высказанные Горацием впервые, вошли в кровь мировой литературы. Стали одной из любимейших тем. Перевод этот — «Кто из богов мне возвратил…» — для него тоже чрезвычайно важен. Он умел извлекать из римской поэзии всякие замечательные актуальные смыслы, тому пример «На выздоровление Лукулла». Я думаю, он хорошо понимал, что в известном смысле Российская Империя наследует Риму,…

Можете ли вы называть лучший русский фантастический роман, начиная с Серебряного века?

Видите, здесь нужно определиться с терминологией. Собственно фантастика начинается в эпоху НТР, science-fiction, а все остальное было романтикой. И Грин очень обижался, когда «Блистающий мир» называли фантастическим романом. Он говорил, что это символистский роман. Можно ли назвать фантастической прозу Сологуба, в частности, «Творимую легенду»? Хотя в ней, безусловно, присутствуют элементы фэнтези, да даже элементы научной фантастики. Думаю, нет. И первая русская фантастика — это не «Русские ночи» Одоевского, а, если на то пошло, «Красная звезда» Богданова. Наверное, в каком-то смысле первые советские фантастические романы — это «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», хотя тоже…

Почему роман «Ада» Владимира Набокова сейчас не актуален?

Знаете, в первой моей американской поездке меня познакомили с одной слависткой, и у нее любимым чтением было «Приглашение на казнь». Она все время там отслеживала интертекстуальные вещи, а я как раз собирался читать «Аду», она тогда еще не была переведена. Я ее спросила, читала ли она ее. Она говорит: «Знаете, не дочитала. Вот вам мой ответ. Не могу». Я очень люблю «Аду», первую часть особенно. Принцип убывания частей в «Июне» позаимствован оттуда. «Ада» очень интересный роман, но что хотите делайте, но его теоретическая часть — «текстура времени» — представляется мне чистой казуистикой, и потом, Набоков же не любил Вана Вина. Это персонаж, ему глубоко неприятный. И поэтому маркированный,…

Что происходит с писателем, когда он меняет язык? Адаптирует ли он свои навыки или полностью их пересматривает?

Нет. Конечно нет. Писатель остается прежним. Ну, Джозеф Конрад — тут мы не можем судить, потому что Конрад по-польски ничего великого не написал, да вообще не писал; он состоялся именно как писатель англоязычный. А Набоков? Вся мелодика фразы Набокова русская. И все реалии русские. И «Ада» — абсолютно русский роман, построенный на вырицких воспоминаниях.

Нет, писатель не может, сменив язык, не может стать другим. Он может стать, может быть, в какой-то степени более технически оснащенным или, скажем, иначе технически оснащенным. Но, например, лучший англоязычный рассказ Набокова «Signs and Symbols», «Условные знаки» (не «Знаки и символы», а именно это переводится как «Условные…