Нет, то, что предсказывал Мережковский, с абсолютной наглядностью воплотилось в 1918 году. Мережковский… вот это интересная штука. Наверное, Мережковские – самая интересная пара из тех,  о которых я написал книжку («История великих пар»).

Пара Гиппиус-Мережковский – самая интересная. Они, конечно, друг без друга не могли; они, конечно, друг от друга зависели, они друг друга интеллектуально подталкивали и оплодотворяли, простите за двусмысленность. Но мне кажется, что Дмитрий Сергеевич был умнее Зинаиды Николаевны. Он был умнее в каком-то высшем смысле. Не потому, что Зинаида Николаевна, как сказано у Куприна про царицу Савскую, «была умна мелочной мудростью…

То есть спали ли они вместе — да, безусловно. Ну, так мне кажется: они ни одной ночи за 50 лет врозь не провели. А в какой степени их это занимало… Понимаете, мне кажется, что права Марья Васильевна Розанова: «Высшая форма любви — производственный роман». То есть лучшая форма, самая крепкая связь,— когда двое интересуются одним. Вот это такая высшая форма любви. У меня никогда не было способности влюбиться в чужого мне человека. Мне всегда важная какая-то общность: душевная, психологическая, умственная.

У них была прежде всего интеллектуальная близость, и они были прежде всего по темпераменту похожи. Мережковский ведь тоже — язвительный полемист, гениальный публицист. В конце концов,…

Брюсов, во-первых, написал эти стихи в порядке игры литературной: просто он с Гиппиус поспорил, что найдет там рифму к слову «дьявол». Но он ещё раньше написал «Когда я в бурном море плавал…» Но у Брюсова была некоторая такая дьявольщинка в его поведении; правда, люди модерна очень четко разделяли жизнестроительство, жизнетворчество и быт. Это бесило, скажем, Ходасевича, который как раз был за последовательность, за гибель всерьез. Но у Брюсова в одной части его жизни были пироги с морковью, активная издательская деятельность, благополучный брак и самопиар, а в другой стороне его жизни — и он грамотно развел эти две свои ипостаси — роман с Надей Львовой, трагическая история с Ниной Петровской.…

Злая женщина и злой женский взгляд. Я думаю, что именно её имел в виду Куприн, когда говорил, что царица Савская была мудра мелочной мудростью женщины. В этом есть, конечно, некоторый сексизм, но царю Соломону простительно, который там это говорит. Гиппиус многого не понимала — масштабного, крупного. Многое понимала очень хорошо, а особенно то, что касается мелочей поведения. Она талантливая, безусловно, как поэт. Интересная как критик — не глубокий, но хлёсткий. И совсем никакова как прозаик.

Тем не менее её мемуары… Ну, «Чёртова кукла» — просто очень плохой роман. «Зелёное кольцо» — довольно посредственная пьеса, хотя Блок говорил, что это великое произведение, что актёры играют в…

Одна из немногих хороших новостей, которая пришла за последнее время,— то, что теология в России стала научной дисциплиной. Понимаете, говорить о Боге — это очень важно. У нас на сакральные темы говорить абсолютно не умеют, а сразу бегут за квартальным надзирателем, как за последним авторитетом в этих вопросах. Я не очень люблю цитировать Жванецкого, но это сказано правильно: «В нужный момент надо попросить предъявить паспорт». Это способ выиграть любой спор.

У нас теологии нет. Когда у нас попытались устроить теологию, Мережковский и Гиппиус добились у Победоносцева разрешения (всего год оно действовало) на религиозные и философские собрания, вот тогда Победоносцев сказал свою…

Видите ли, все, что писал Мережковский между 1905 и 1917 годами сегодня можно издавать, не меняя ни одной запятой. И «Грядущего Хама», и «Царство Антихриста», и практически все статьи из так называемого «Невоенного дневника 1914-1916»: все как вчера написано. Вот гиппиусовская публицистика, как мне представляется, устарела, потому что она вообще дневниковая по своей природе и такая более крайняя. А все, что писал Мережковский, сегодня вдвойне актуально.

Что касается «Царства Антихриста», то ведь, в понимании Мережковского, церковь становится Антихристовой, когда становится огосударствленной. Поэтому для него Антихрист — это государство, присвоившее себя духовные функции,…

Я начитал в свое время «Коня бледного». Это хорошая книга, где всякий герой-модернист изучает главную загадку собственной личности — отсутствие у него моральных ограничителей или, проще сказать, отсутствие у него совести, если угодно. Роман «То, чего не было» мне кажется более удачным даже. «Конь вороной» мне не был особенно интересен. Я очень люблю стихи Савинкова, как и стихи Савенко. Вот эти два «подростка», два уроженца Харькова, так точно параллелящие друг друга, вошедшие в литературу под псевдонимами (Ропшин и Лимонов), мне более интересны как поэта. Вообще, параллель совершенно гениальная, просто гениальная параллель. Господь таким наглядным все делает в России. И то, что они оба…

Роман Сологуба «Слаще яда» с этими постоянным танцами обнаженной героини – это такой привычный сологубовский фетишизм. Это неважный роман. У Сологуба вообще есть романы важные и неважные. Хороших и плохих там нет. 

У Сологуба есть гениальный роман «Мелкий бес», великая, по-моему, книга «Навьи чары» (в особенности первая часть). Вообще вся трилогия «Творимая легенда» содержит в себе зерно будущего набоковского «Бледного огня» и зерно «Ады». Почему-то никто не отследил огромное влияние Сологуба на Набокова. Когда Набоков был молод, он довольно горячо откликался на литературные и иные новинки Серебряного века. Для него не только Блок и Гумилев, но – я уверен, – что и Сологуб был…

Понимаете, вечный вопрос о том, почему был разрешён «Тихий Дон» — книга ведь антисоветская по самой сути своей. Кстати говоря, во многих отношениях с нынешних позиций, пожалуй, что даже и русофобской можно было её назвать. «Тихий Дон» был разрешён, как замечательно сформулировал один мой школьник, потому, что это наглядная демонстрация. Если с вашей бочки снять стальной обруч, она мгновенно превратится вот в это, она рассыплется. Если у вас не будет царя, ваше общество превратится в кровавую кашу. «Вам необходим я, потому что иначе вы при первом сигнале срываетесь в самоистребительную бойню». И в этом смысле Сталин мог понять «Тихий Дон» как роман о необходимости авторитарной власти.…

Об этом столько написано. Об этом есть довольно исчерпывающая американская работа, сравнительно недавняя. Есть об этом довольно интересная книга Максима Шраера, тоже во многих отношениях спорная, но довольно интересная. Если говорить о моей точке зрения на их соотношение, то мне кажется, что не правы те, кто подчеркивает враждебность их взаимоотношений. Все-таки большинство отзывов о Набокове, которые мы знаем от Бунина, довольно комплиментарны. «Этот мальчишка выхватил пистолет и уложил всех стариков, включая меня». Да и много чего! Он, в общем… Единственный негативный отзыв Бунина мы знаем в передаче самого Набокова: «Вы умрете в совершенном…

Еще как может! Самопожертвование — это вещь демоническая или святая? Для одних самопожертвование во имя зла в революции доминировало, для других это была святость. Вот в телеологическом контексте, раз уж вы употребляете эти слова, Зинаида Гиппиус сначала видела в это народовольцах, потом в эсерах, в савинковцах, в представителях БО, боевой организации эсеровской, но — святых. В теологическом контексте это как — святость или демонизм? Это не так-то просто ответить. Во имя чего это совершается. Это довольно принципиальный момент.

В Украине тоже сейчас есть и святость, и демонизм, и бесовщина. И в русской революции, безусловно, была и бесовщина, и святость. Это есть и в нынешней России,…

Поговорить о последствиях именно внутренней эмиграции для семейного быта интересно. Знаете, вот какая штука… Сейчас мне опять придётся ходить по весьма тонкому льду, но ничего не поделаешь. Я разбирал в цикле лекций «Великие пары XX века» ролевые модели супружеских пар. Вот есть классическая пара Гумилёва и Ахматовой — «монашка и солдат» или «блудница и солдат», если угодно. Есть очень интересная не пара даже, а треугольник там: Зиновьева-Аннибал — Иванов — Шварсалон (Шварсалон — это падчерица, на которой он женился после смерти Зиновьевой-Аннибал). Есть очень интересная ролевая модель Гиппиус, Философова и Мережковского. И так далее. Брики. Но вот один из самых интересных случаев — это…