Почему в романе «Защита Лужина» у жены Лужина не было имени?

Дмитрий Быков
>1т

Это довольно распространённый приём в прозе XX века. А как зовут главную героиню романа «Ребекка» Дафны дю Морье? Мы знаем, как зовут Ребекку, мир сосредоточен вокруг неё, а как зовут главную героиню, мы так и не знаем, и ни разу её по имени не назвали. Это приём, подчёркивающий иногда или безликость персонажа, или наоборот — его растворенность в толпе. Скажем, у некоторых героев нет имён, а есть только номера. Это касается и ремарковской «Искры жизни», это касается и замятинского «Мы».

Обратите внимание, что у самого Лужина тоже нет имени, а оно появляется в последнем предложении романа: «Закричали: «Александр Иванович, Александр Иванович!» Но никакого Александра Ивановича не было». Кстати говоря, последняя фраза романа может трактоваться в расширительном смысле — никакого Александра Ивановича не было вообще никогда; он не существовал, он прошёл, как шахматный сон, через чужие души, потому что существовал его гений, а Лужина-человека не было. Почему у жены Лужина нет имени? Потому что для Лужина в мире Лужина имена не важны.

Кстати, вы упомянули этот роман, и я подумал (я довольно много об этом думал в связи с работой над «Маяковским»): почему шахматная партия Лужина и Турати не может быть закончена? Понимаете, она ведь действительно не кончилась. Проблема в том, что большинство партий, большинство споров XIX века (и XX века, что ещё страшнее) не закончены.

Скоро мне или не скоро
Отправляться в мир иной —
Неоконченные споры
Не окончатся со мной.

Начались они задолго,
Лет за двести до меня,
И закончатся не скоро —
Много лет после меня.

Вот эта нарочитая простота и нарочитая бесхитростность этих стихов Слуцкого не должна вас обманывать. Главная его книга, им так и не собранная, называлась «Неоконченные споры». Речь идёт о неоконченных вещах. Вот партия Лужина и Турати — это главная партия XX века; условно говоря, партия вдохновения и расчёта, партия рациональности и чуда. Большинство поэм XX века ведь тоже не закончены. Понимаете, нельзя же считать законченным замысел «Про это» — поэма искусственно оканчивается, поэма о несостоявшейся любви, о невозможности любви, разрешается каким-то совершенно общим местом. «Спекторский» не закончен или закончен искусственно. От «Поэмы без героя» Ахматова 20 лет не могла оторваться и не считала её оконченной, печатаются разные версии. «Стихи о неизвестном солдате» Мандельштама — главная его оратория — существовала во множестве версий. Консерватизм и либерализм, и так далее. Эти споры не могут иметь разрешения, в этой войне нельзя победить, потому что одно без другого невозможно.

Я думаю, что и партия Лужина и Турати не может быть закончена потому, что Турати — это своеобразный двойник Лужина, это партия Лужина самого с собой. Поэтому единственный выход из ситуации — это самоубийство. Вот почему этот роман мне кажется таким важным.

😍
😆
🤨
😢
😳
😡
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Согласны ли вы с мнение Федора Достоевского о своей повести «Двойник»: «Идея была серьезная, но с ее раскрытием не справился»?

Идеальную форму выбрал По, написав «Вильяма Вильсона». Если говорить более фундаментально, более серьезно. Вообще «Двойник» заслуживал бы отдельного разбора, потому что там идея была великая. Он говорил: «Я важнее этой идеи в литературе не проводил». На самом деле проводил, конечно. И Великий инквизитор более важная идея, более интересная история. В чем важность идеи? Я не говорю о том, что он прекрасно написан. Прекрасно описан дебют безумия и  раздвоение Голядкина. Я думаю, важность этой идеи даже не в том, что человека вытесняют из жизни самовлюбленные, наглые, успешные люди, что, условно говоря, всегда есть наш успешный двойник. Условно говоря, наши неудачи – это чьи-то…

Не могли бы вы назвать тройки своих любимых писателей и поэтов, как иностранных, так и отечественных?

Она меняется. Но из поэтов совершенно безусловные для меня величины – это Блок, Слепакова и Лосев. Где-то совсем рядом с ними Самойлов и Чухонцев. Наверное, где-то недалеко Окуджава и Слуцкий. Где-то очень близко. Но Окуджаву я рассматриваю как такое явление, для меня песни, стихи и проза образуют такой конгломерат нерасчленимый. Видите, семерку только могу назвать. Но в самом первом ряду люди, который я люблю кровной, нерасторжимой любовью. Блок, Слепакова и Лосев. Наверное, вот так.

Мне при первом знакомстве Кенжеев сказал: «Твоими любимыми поэтами должны быть Блок и Мандельштам». Насчет Блока – да, говорю, точно, не ошибся. А вот насчет Мандельштама – не знаю. При всем бесконечном…

На чьей вы стороне – Владимира Набокова или Гайто Газданова?

Ну я никакого versus особенного не вижу. Они же не полемизировали. Понимаете, были три великих прозаика русской эмиграции – Алданов, Набоков и Газданов. На первом месте для меня однозначно Набоков именно потому, что он крупный религиозный мыслитель. На втором – Газданов, потому что все-таки у него замечательная сухая проза, замечательная гармония, прелестные женские образы. Это такая своеобразная метафизика, непроявленная и  непроговоренная, но она, конечно, есть. На третьем месте – Алданов, который, безусловно, когда пишет исторические очерки (например, об Азефе), приобретает холодный блеск, какой был у Короленко в его документальной прозе. Но художественная его проза мне…

Не могли бы вы рассмотреть повесть «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя с точки зрения событий в Израиле?

Да знаете, не только в Израиле. Во всем мире очень своевременна мысль о величии замысла и об акулах, которые обгладывают любую вашу победу. Это касается не только Израиля. И если бы универсального, библейского, всечеловеческого значения не имела эта повесть Хемингуэя, она бы Нобеля не получила. Она не вызвала бы такого восторга.

Понимаете, какая вещь? «Старик и море» написан в минуты, когда Хемингуэй переживал последний всплеск гениальности. Все остальное, что он делал в это время, не годилось никуда. «Острова в океане», которые так любила Новодворская, – это все-таки повторение пройденного. Вещь получилась несбалансированной и незавершенной. Ее посмертно издали, там есть…

В какой степени адекватен перевод романа Владимира Набокова «Приглашения на казнь», выполненный Дмитрием Набоковым?

Ну, во-первых, он не совсем выполнен им. Он выполнен ими двумя. И именно Набокову принадлежит перевод названия, не Invitation to an Execution, а Invitation to a Beheading, «Приглашение к обезглавливанию», что для него очень принципиально, очень важно. Что касается качеств, достоинств этого перевода, понимаете, какие-то вещи там непереводимы. Например, ударили часы, и их отгул, перегул и загулок вели себя подобающим образом. Я очень был разочарован, узнав, что многие блистательные набоковские каламбуры в этом романе совершенно утрачены. Но это, понимаете, принципиальная набоковская установка. Он считал, что переводить надо точно, и поэтому многие созвучия, вот эти каламбуры - это его…

Как вы относитесь к творчеству Лео Перуца?

Для меня Лео Перуц – мастер кафкианского уровня, один из величайших. Даже не «Мастер Страшного суда», а прежде всего «Маркиз де Боливар». Более изобретательно построенного романа я не встречал: там предсказание конструирует фабулу и обретает перформативную функцию. То, что маркиз де Боливар предсказал, сбывается. Это, конечно, гениальный роман совершенно. Ну и «Снег Святого Петра», ну и «Ночью под каменным мостом». Перуц был чем позже, тем лучше. Но и тем труднее ему было писать.

Конечно, вот этот «Мастер Страшного суда», «Мастер Страшного суда» – очень страшный роман, очень жуткий, готический. Перуц же вообще был математик и шахматист, поэтому его конструкции обладают великолепным…

Что имел в виду Владимир Набоков написав: «Надо быть сверхрусским, чтобы увидеть пошлость в «Фаусте»»?

Вообще надо быть сверхрусским, чтобы увидеть пошлость везде. Русские видят пошлость везде, кроме себя. С точки зрения русского, пошлость – это и Гете, и Гейне, и Диккенс, все пошлость. А не пошлость – это убить себя об стену. Но и то, и другое – это, по-моему, одинаковая пошлость. А убить себя об стену – пошлость, по-моему, гораздо большая.

Я не думаю, что Набоков всерьез это говорит. Набоков как раз из тех русских, которые умеют уважать чужое. Я тут давеча для студенческих нужд перечитывал комментарий Набокова к «Онегину». Сам перевод я не беру, перевод, конечно, обычный прозаический. Но комментарий гениальный. Набоков проследил и вытащил на читательское обозрение такое количество вкусных…

Какой, на ваш взгляд, литературный сюжет был бы наиболее востребован сегодняшним массовым…
Действительно, сейчас крайне популярным стал цикл книг о графе Аверине автора Виктора Дашкевича, где действие…
18 нояб., 11:14
Джек Лондон
Анализ слабый
15 нояб., 15:26
Каких поэтов 70-х годов вы можете назвать?
Охренеть можно, Рубцова мимоходом упомянул, типа, один из многих. Да ты кто такой?!
15 нояб., 14:27
Что выделяет четырёх британских писателей-ровесников: Джулиана Барнса, Иэна Макьюэна,…
Кратко и точно! Я тоже очень люблю "Конц главы". Спасибо!
10 нояб., 17:58
Как вы относитесь к поэзии Яна Шенкмана?
Серьезно? Мне почти пятьдесят и у меня всё получается, и масштабные социальные проекты и отстаивание гражданской…
10 нояб., 06:37
Что вы думаете о творчестве Яна Шенкмана?
Дисциплины поэтам всегда не хватает
10 нояб., 06:27
Что вы думаете о творчестве Майкла Шейбона? Не могли бы оценить «Союзе еврейских…
По-английски действительно читается Шейбон
07 нояб., 13:21
Борис Стругацкий, «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики»
"Но истинный книги смысл доходит до нас только сейчас"... Смысл не просто "доходит", он многих literally на танках…
24 окт., 12:24
Кто из русских писателей больше всего похож на Антуана де Сент-Экзюпери?
Дмитрий Львович, я нигде больше не встречала документов, упоминавших встречу Мермоз с Чкаловым. Поделитесь…
18 окт., 16:31
Почему общественность так потрясло интервью Ксении Собчак со Скопинским маньяком?
Несчастному Виктору Васильевичу Мохову, полностью отбывшему установленный судом срок и ныне чистому перед…
08 окт., 23:41