Илья, спасибо, я люблю очень ваши вопросы. Я не думаю, что это можно так назвать, хотя вы довольно точно охарактеризовали тютчевский приём или, вернее, вот этот слом интонации, который часто есть. Дело в том, что у Тютчева вообще очень мало мажора, и если он есть, то прежде всего в таких стихах пейзажного порядка:
Какое лето, что за лето!
Ведь это прямо колдовство —
Но как, скажи, далось нам это
Так ни с того и ни с сего?
А вообще-то, его мажор и минор — это суть две стороны одного отношения к внешнему миру. Для Тютчева человеческая жизнь окружена смертью везде, на каждом шагу: «Как океан объемлет шар земной»…
И бездна нам обнажена
Со своими страхами и снами,
И нет преград меж ей и нами —
Вот почему нам ночь страшна!
Вот это ощущение человеческой жизни как крошечного огня, окружённого ночью («Под вами немые, глухие гроба»), и вот это ощущение:
Кто пал, побеждённый лишь Роком,
Тот вырвал из рук их блаженный венец.
Из рук богов. Есть ощущение, что человеческая жизнь — это непрерывная схватка с равнодушными в общем или во всяком случае неблагожелательными богами. Поэтому, с одной стороны, это великолепная, торжествующая природа, в которой есть и душа, и язык; а с другой — это то, что всё-таки это смерть. Вот эта природа — роскошная, великолепная — она не то что мы, она иное что мы. Мы ею на каждом шагу окружены, и всё её великолепие — это великолепие нашей цветущей могилы, это звёздные бездны. Понимаете? Вот что такое мир Тютчева.
Он в этом смысле, конечно, наследует Ломоносову: «Открылась бездна звезд полна». Вот это ощущение звёздной бездны (посмотрите, как часто у него возникает ночное море, ночной вообще пейзаж) — это и есть тютчевское мировоззрение, «мы плывём в звёздной бездне».
И мы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
И вот это наиболее в нём интересно. Поэтому сочетание острого счастья и постоянного сознания его обречённости, его конечности — это для меня в Тютчеве интереснее всего.
Поэтому, кстати, его любовная лирика дышит, с одной стороны, такой страстью, а с другой — такой обречённостью. Понимаете, вот это то, что он сказал: «Угрюмый, тусклый огнь желанья». Кстати говоря, это то, чем заканчивается «Сталкер». И Тарковский очень любил эти стихи. Вот это ощущение крайней остроты страсти и её такой абсолютной обречённости, смертности — это очень по-тютчевски. Действительно страстный поэт, одержимый страстями. Может быть, вот этого огня под пеплом у него было больше всего.
И знаете, в силу разных причин вот эти эротические, подспудные такие свойства тютчевской поэзии, которые нашли, по-моему, самое прямое продолжение у Брюсова,— это не обсуждалось, это как бы выносилось за скобки. Мне кажется, что прямой наследник, абсолютно прямой наследник Тютчева — это Брюсов, причём даже такая его инкарнация в каком-то смысле. Почему? Потому что и его эстетическая новизна, и при этом его абсолютный политический консерватизм, очень характерный для людей садомазохистских увлечений (ведь консерватизм — это и есть такое постоянное садомазо, такой эротический театр террора) — это очень важная составляющая русского и политического, и поэтического дискурса.
Обратите внимание, что Тютчев сегодня один из самых популярных идеологов, его постоянно поднимают на щит как поэта, сказавшего:
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские, Европы не спросясь!..
Или всё время подчёркивание вот этого:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Он очень антилиберальный поэт. Он и критиковал Николая I, но как сегодня многие критикуют Путина справа — именно за то, что он был недостаточно искренен в своей реакционности.
И все дела твои, и добрые и злые,—
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
Вот он был слишком лицедей. Он позволял себе либеральные послабления, вероятно. Он был недостаточно жёсток. Сам Тютчев, конечно, идеолог абсолютного такого консерватизма, абсолютно законченного, стилистически цельного. В этом смысле, конечно, садомазо здесь прямое. Но это не делает его поэзию менее привлекательной, потому что прославился он всё-таки не как чиновник, а как поэт. А поэту для создания напряжения такие вещи позволительны и даже рекомендованы.
