Набокову действительно близка идея автора-демиурга, который в своей вселенной распоряжается полностью, а то помните, как говорил Федор Годунов-Чердынцев: «А то у меня слова ещё пытаются голосовать». Никакой демократии в мире демиурга Набокова не бывает. Но Флобер, как мне кажется, имеет в виду иное: что авторская воля не должна проступать или, как понятнее сформулировал Стивен Кинг: «У хорошего писателя не видно руки, которая переставляет персонажей». Вот это я имею в виду. Когда его спросили: «Чем отличается хороший писатель от плохого?», он сказал: «У автора «Долины кукол» Жаклин Сьюзан видно руку, переставляющую персонажей. У Драйзера её не видно». Вот это довольно точная формулировка, хотя много ли людей сегодня вспомнят Драйзера как образца социального романиста? Но вот Кинг честно помнит тех, на ком он вырос.
У меня есть такое глубокое убеждение, что сколь бы демиургичен, сколь бы тотален не был автор в качестве носителя воли в художественном тексте, он не должен высовываться. Не должен слишком часто персонажам говорить: «Туда не ходи, сюда ходи». В этом смысле мне как раз концепция Бахтина насчет полифонии Достоевского кажется менее убедительной именно потому, что Достоевский менее всего полифоничен. У Достоевского мы всегда видим, на чьей стороне автор. А у Тургенева не всегда. Тургеневская амбивалентность больше похожа на полифонию, и то, что Тургенев и Флобер так дружили, мне представляется залогом их взаимного влияния и взаимного понимания.