Для меня Флобер – абсолютно и однозначно гениальный писатель. Самая любимая моя вещь – это «Воспитание чувств», или «Чувствительное воспитание». Лучший роман о революции, который я читал; о том, что революция – одна большая подмена. Это роман о подменах: у него там гениально сведены своды: именно в момент революции герой не попадает к идеальной возлюбленной и проводит ночь с проституткой. Вот революция – это то же самое, это ночь с проституткой. Хотя ничего не поделаешь, как писал я в одном недавнем англоязычном стихотворении: «Follow Russia’s Revolution, it’s the only solution». В общем, у меня есть ощущение, что «L’Education Sentimentale» – великий роман. «Мадам Бовари» не нуждается в моих комплиментах. А такая горько-ироническая, такая печальная вещь как «Простая душа» – лучше этого не напишешь.
А вот «Саламбо» мне не нравится. Он производит на меня впечатление очень маленькой статуи на очень большом постаменте. Сама история, сам сюжет на фоне огромной исторической реконструкции, на фоне огромной попытки достоверно написать исторический сюжет, – это у него не гармонирует. В «Иродиаде» у Флобера этот баланс найден, в повести. У него есть три новеллы, и вот там, мне кажется, как раз «Простая душа» из них лучшая, а «Иродиада» – самая трогательная, не зря ее Тургенев переводил. И когда она там шепелявым детским голосом произносит: «Я хочу, чтобы ты дал мне голову…». Это гораздо лучше, чем у Уайльда «Саломея». Нет, это прекрасная вещь. А вот «Саламбо» мне, грешным делом, не очень. Именно потому, что… Тоже я знаю, что многие любят эту вещь, любят за романтику, за страсть. Но это как у Ефремова с «Таис Афинской»: какая-то нестыковка получается при попытке реалистически написать миф. Притом, что Ефремов – писатель не бог весть какой, хотя и очень талантливый, а Флобер – гений. Гениальность Флобера не вызывает у меня ни малейших вопросов. «Бювар и Пекюше» как такая тотальная критика цивилизации – тоже обворожительная книга. У него все смешно, и он перелопачивал огромное количество материала, чтобы сделать одну страницу насыщенной.
У него был такой же метод, как и у Капоте, когда огромная работа стоит за каждой строкой, и книга превращается в конспект миллиона томов. Флобер – чудо титанического усилия. И как человек он мне очень нравится, его страстность, его любовь к актрисе, танцовщице, которая навела его на мысль писать «Иродиаду», этот танец семи покрывал. Его безумные порывы самоненависти, когда он переписывал страницу по двадцать раз, чтобы слово не дай бог не повторялось. Не знаю, мне вообще Флобер представляется чудом не только стиля, но и иронии. Когда в конце «Простой души» ей является святой дух в виде попугая – это и слезы, и какая-то горькая насмешка. Простая душа – в этом нет ничего особенно хорошего, в простоте нет ничего особенного хорошего.
Вот мне Искандер сказал как-то: «Лучшее произведение о так называемых «простых людях» – это «Простая душа» Флобера. Потому что люди нравственные – почти всегда люди поврежденного ума». Я прекрасно помню интонацию, с которой он мне это говорил. Это пронзительная вещь, она даже не о глупости, а о чем-то большем. Это так смешно и печально. Флобера нельзя не любить.
Да, я почему-то думаю, что Флобер все-таки писатель малой формы, писатель новеллы. И не случайно «L’Education Sentimentale» в первом варианте 1844 года был книгой гораздо более толстой, он ее ужал. Она все больше и больше как-то ужималась. Я думаю, если бы он ее в третий раз переписал, там было бы страниц 60. И тогда оттуда бы улетели очень многие лишние вещи. С другой стороны, там ничего лишнего нет. Есть там боковая линия такая, ответвление – превращение революционера в лоялиста и доносчика, тоже тема великолепная. Как ни относись к современным российским реалиям, практически все, что мы сегодня наблюдаем (кружки, разговоры), – все это есть в «L’Education Sentimentale».
