Флобер, конечно, не выразитель (во всяком случае, мне так кажется) французского национального духа, потому что он слишком наднационален. Но Флобер, безусловно, человек, который основал вместе с Тургеневым и по тургеневским следам новую европейскую прозу.
Французский роман сформировался под непосредственным тургеневским влиянием. Тургенев, которого называют «самым западным из русских классиков», на самом деле был самым русским. Он сформировал новый тип русского романа, который был подхвачен в Европе. А почему он его сформировал? Дело в том, что Тургенев вообще в начале своей деятельности был поэтом и драматургом. И драматургические, и поэтические принципы, лаконизм, кажущаяся безфабульность при напряженном действии, приоритет героя над действием, то есть бо́льшая значимость героя, нежели фабулы,— это все он привнес в роман.
Есть пять черт европейского романа, пять черт тургеневского романа, которые, собственно, реализовались прежде всего в прозе Флобера. Во-первых, это роман короткий. Во-вторых, он амбивалентный — там нет прямого авторского голоса указывающего. В-третьих, это роман полифонический, с множеством возможных прочтений. В-четвертых, остро политизированный. И в-пятых, иронический, насмешливый.
Вот эти все черты, скажем, «Накануне» или «Отцов и детей» привнесены в литературу Тургеневым. И именно после знакомства с Тургеневым Флобер начинает писать «Мадам Бовари». Потому что вы перечитайте, что писал Флобер до этого — первый вариант «Искушения святого Антония» — тяжеловесная патетическая проза, в которой действительно пересказ преобладает над показом. И он уничтожил бо́льшую часть ранних сочинений. Настоящий Флобер сформировался поздно. И конечно, тургеневская проза, общение с Тургеневым, я думаю, в огромной степени повлияло на его собственные сочинения.
Другое дело, что Флобер в силу своего перфекционизма довел работу над стилем до филигранности и самомучительства, до мазохизма. Я думаю, что вот этот его принцип — чтобы на одной странице ни одно слово дважды не повторялось, чтобы пластика была доведена в описаниях до невероятного лаконизма и совершенства — это уже его собственный стиль и почерк.
Я думаю, что лучший роман Флобера — это «Воспитание чувств» («L'Éducation sentimentale»), роман, который замечательная история человека на фоне истории общества, замечательная история независимости человека от общества. Но при всем при том, конечно, «Мадам Бовари» — замечательная история, история во многих отношениях пародийная. В жанре высокой пародии сделано все великое в искусстве, потому что мечты Эммы о романтической любви все время сталкиваются с грубой реальностью, с жестокостью жизни. И конечно, разбиваются эти мечты.
Вот это, кстати, замечательное совершенно сопоставление «Мадам Бовари» и «Анны Карениной» позволяет очень многое понять о русской прозе, потому что в «Анне Карениной» как раз все более глубоко, но и более размыто. Анна Каренина согрешила и виновата. Левин ни в чем не согрешил — и тоже виноват, и тоже думает о самоубийстве. «Мне отмщение, и аз воздам». То есть авторская мысль более разветвлена, богата и менее отчетлива. А что касается Флобера, то здесь, мне кажется, мысль совершенно ясна: героиня живет своими романтическими представлениями. И самый большой ужас — это когда романтические представления сталкиваются с реальностью. Это и убийственно, и самоубийственно.
Ну, конечно, замечательный роман «Саламбо», который многие считают гениальной неудачей. Или как кто-то сказал из современников (кажется, де Мюссе, хотя могу путать): «Великая книга, полная недостатков» или «Прекрасная книга, полная недостатков». «Саламбо» напоминает мне крошечную станцию… то есть статую на огромном постаменте. Это сюжет, который выстроен на огромной базе исторических разысканий, социальных догадок, на огромном, глубоко фундированном на самом деле сюжете из истории Карфагена. И на этом фоне — маленькая и в общем тонущая фактически любовная интрига и мистический абсолютно сюжет самой Саламбо. Саламбо теряется на фоне вот этого замечательно прописанного и глубокого фона.
Но при всем при этом «Саламбо» оказала гигантское влияние на всю европейскую прозу. Это роман, который действительно создал вот этот культ экзотической, эротической, пряной античности. Два текста Флобера, я думаю, породили и всего Уайльда, и в значительной степени «Таис Афинскую» Ефремова, с другого совершенно конца. Речь идет об «Иродиаде» — наверное, одном из выдающихся текстов малой прозы французской. Это же маленькая повесть, но изумительная совершенно. И конечно, речь идет о «Саламбо», потому что вот этот культ такой, что называется, пряной экзотики, который вырос из одного романического увлечения Флобера, все эти «танцы семи покрывал» и прочие замечательные вещи… И особенно, конечно (вот я пронзительно этот момент помню), танец Саламбо со змеем, когда она оборачивается этим удавом, пропускает его между ног и под мышками, целует эту морду страшную. Это такой, наверное, самый эротический эпизод во всей французской литературе XIX века, невзирая на весь эротизм и натурализм Золя и на все фантазии Мопассана. Флобер в этом смысле, конечно, замечательный мастер.
Ну, я не говорю уже о том, что опыт критического осмысления науки — роман-трактат, такая масштабная социальная критика «Бувар и Пекюше» — это замечательная энциклопедия глупостей, своего рода продолжение его же «Лексикона прописных истин». И я, конечно, большой фанат этого произведения, хотя читать его довольно скучно.
