Все, что писал Флобер до 1855 года, то есть до более-менее прочного знакомства с Тургеневым, который на него капитально повлиял, не выдерживает никакой критики. То есть это и талантливо, и интересно, и интеллектуально, но это совершенно не оформлено. Культа формы не было. Вот этот культ формы появился у Флобера, когда он начал читать Тургенева, говорить с Тургеневым. Вот этот эстетизм, барственный эстетизм Тургенева сильно на него повлиял. До этого все было не литературой – это были такие записки.
При этом «Мемуары безумца» и вторая повесть обнаруживают, как писал Белинский, «яркие и точные искры большого таланта, сверкающие в ночной темноте». Флобер ведь этого никогда не печатал. Вы знаете, наверное, что у Флобера была такая мечта – написать полное собрание сочинений и издать его в глубокой старости. Вот никто не знал писателя, а тут он вдруг напечатал десять шедевров и прославился. А до этого, что называется, гений свой воспитывал в тиши. А можно было вообще посмертно издать. Но так далеко его жертвенность не простиралась. Он готов был это напечатать в старости.
Это неопубликованные вещи, и авторское отношение к ним на 90 процентов этим и выражается. Ранний Флобер… Он же начал с шести лет. В шесть лет, научившись грамоте, он начал писать. В двенадцать преподнес матери лично переписанную новеллу – что-то о Людовике Тринадцатом. Он вообще был человек маниакально преданный слову и ничему другому. Но ранние сочинения обнаруживают героя «Воспитания чувств», первый вариант которого он тоже написал, по-моему, еще в 40-е годы. Восторженный, неумеренный, неумелый, очень страстный, мучительно переживающий любовь, которая была для него самым мучительным и самым неуклюжим переживанием. Это интересно читать, как пробу пера гения. Я обожаю Флобера, но все, что писал Флобер до «Мадам Бовари» (да и сама «Мадам Бовари»), – оно абсолютно незрелое. А вот его абсолютный шедевр – «Простая душа». Лучше этого ничего не может быть.
