Это разные вещи. У Набокова когда-то сказана была замечательная фраза о том, что «идея бессмертия и идея Бога не следуют друг из друга, а едва-едва пересекаются, возможно». Мне представляется, что Набоков был в высшем смысле религиозен. Об этом написаны многие работы — ну, книга Михаила Шульмана давняя, в частности (к ней у меня свои претензии). Но в конце концов все, кто сколько-нибудь серьёзно изучали мировоззрение Набокова, понимают, что его главная тема — всё-таки именно потусторонность. И поскольку в мире Набокова главную роль всегда играет автор, естественно, что мир не представляется ему творением анонимного гения, и даже не представляется тем более цепочкой случайностей, «пёстрой пустотой», как сказано в «Корольке»; для него мир — это всё-таки результат акта творения.
Причём мне кажется, что даже идея бессмертия не так для него здесь важна. Хотя вспомните, как один из героев «Дара», умирая, такой Чернышевский-старший (однофамилец), он говорит: «Конечно, после смерти ничего нет. Это так же верно, как и то, идёт дождь». А за окнами в это время сияющий ясный день, просто жалюзи опущены, и соседка верхняя поливает цветы. То есть это наше… Как совершенно верно, помните, говорил выдуманный Набоковым Делаланд: «Как безумец полагает себя богом, так и мы полагаем себя смертными»,— в эпиграфе к «Приглашению на казнь». Для меня совершенно очевидно, что Набоков религиозен в высшем смысле. Он внеконфессионален, конечно, но и идея творения, и идея бессмертия в его мире присутствуют, поскольку в его текстах доминирует роль автора. Человек, который так верит в авторскую роль, не может верить в хаотично созданный, анонимный мир.
