У меня могут быть свои вопросы, но дело в том, что здесь художественное свершение по своим масштабам так убедительно, что уже не надо соглашаться или не соглашаться. Вам просто хорошо от этого романа (если вам от него хорошо), а в какой степени вы согласны или не согласны — это вас волнует в десятую очередь. Понимаете, убеждения автора никого не волнуют. Вы можете ходить в ресторан и наслаждаться едой, совершенно не заботясь о том, каких политических взглядов придерживается ресторатор.
Другое дело, что у меня относительно «Войны и мира» есть одна роковая претензия, которая, я думаю, для Толстого была бы принципиально значима, если бы, не дай бог, нам случилось об этом дискутировать. Вот это представление о роли личности в истории, совершенно ничтожной, и представление о ничтожности полководческого таланта, потому что в войне всё равно всё пойдёт не так,— это сугубо русское представление. Это в русской циклической истории, которая предопределена на сто процентов, не может быть личности, играющей существенную роль. Это в русской истории основной, такой спасительной силой является тонко организованный хаос, такой своего рода живительный бардак.
В русской полководческой традиции всё решается духом войска, а не полководческими талантами. В европейской, в мировой традиции, во-первых, и полководец играет некую роль; а во-вторых, огромную роль играет личность. Просто в России личность любую поставь во главу — система построена так, что она эту личность очень быстро переварит. Поэтому здесь надо, конечно, радикально менять какие-то схемы управления. Пирамиду, как мы знаем, перестроить нельзя, она всё равно сложится в пирамиду. А вот что касается роли личности в мировой истории — она огромная.
И поэтому, конечно, то, что у Толстого наговорено про Наполеона, оно диктуется его личной неприязнью к пафосным сверхчеловечкам вроде Долохова. Но Наполеон не Долохов — вот в чём всё дело. И Наполеон таким нужен был Толстому. Он таким и остался. Но тем не менее он был другим. Кстати говоря, может быть, поэтому и фильм Бондарчука «Ватерлоо» не имел особенного успеха в России, а в мире, безусловно, имел — именно потому, что там другой Наполеон: Наполеон, который никак не вписывается в жирного тщеславного человечка, там всё-таки Наполеон великий. И гениальная заслуга Бондарчука, что он сумел такого Наполеона вывести, показать, представить.
