Ну, понятно, что Ксения Собчак пошла на это интервью ради хайпа, как мне кажется, а не ради интервью и не ради интереса к человеческой природе. И конечно, когда Ларс фон Триер снимал своего довольно гнусного «Джека», он тоже наслаждался, а не разоблачал. Мне картина показалась омерзительной, и я думаю, что фон Триер больше ничего не снимет. Во всяком случае, ничего хорошего. Впрочем, он способен удивлять. Снял же он потрясающую «Меланхолию» после, на мой взгляд, нескольких совершенно провальных картин.
Но проблема не в этом. Я думаю, что тема маньяка Мохова, так же, как и тема фильма «Груз-200», вызвавшего в обществе точно такой же раскол, всех возбудила именно потому, что мы живем во время серьезного падения нравов, и всех интересует глубина этого падения, возможные пределы этого падения.
В самом по себе интересе к маньякам, интересе исследовательском, журналистском, нет ничего дурного. В Штатах выходят книги интервью с маньяками. В конце концов, Трумен Капоте год расспрашивал 2-х убийц, чтобы написать «In Cold Blood». Они не были маньяками, но это еще хуже, потому что они были абсолютно здоровыми людьми, которые ради 40 долларов убили 4-х человек — они думали, что там больше. Перри был вполне нормальным человеком. Это второй был такой абсолютный циник, а Перри, как правильно писал тогда же Бернацкий, как будто сошел со страниц книги Капоте.
Это такая патология. Но у меня всё равно есть чувство, что интерес к маньяку сейчас, особенно к Мохову, диктуется состоянием бункера, пребыванием в бункере. Люди пытаются понять, что их в этом бункере удерживает, не обречены ли они, и откуда придет следователь, который их вытащит оттуда. Кому писать записку?— вот что, мне кажется, волнует людей.
А так-то вообще людей всегда волновали проблемы журналистской этики. Просто при всём уважении к руководству Союза журналистов, там же, понимаете, понятно, ради чего принимают закон, чтобы осужденные не могли давать интервью. Это принимается не ради маньяков. Это принимается ради так называемых политических. Понятно, как он будет применяться.
Это плохой закон. И любое посягательство на свободу слова. Совершенно правильно пишет Михаил Эдельштейн: «Не должен такой-то и такой-то решать, что смотреть Мише Эдельштейну». Запрещать — это вообще худшая тактика. Это значит загонять под ноготь, если угодно.
