Видите ли, у каждого большого писателя должна быть своя завиральная идея, чтобы обеспечивать ему энергию заблуждения. Это можно назвать «идеей фикс», можно назвать «великим открытием» — как хотите. У Толстого был набор завиральных идей. Можно не соглашаться с идеями, но «Воскресение» так или иначе или уж тем более «Крейцерова соната», вдохновлённые идеями совершенно чудовищными,— это всё равно гениальная литература.

Иванов — безусловно, большой писатель. Может быть, единственный сегодня большой писатель в том смысле, который мы вкладываем в это в русской литературе — больший писатель с большими завиральными идеями. Я не верю, что душа нации и душа народа определяются ландшафтом.…

Потому что в «Анне Карениной», во-первых, содержится очень точный, в том числе политический, портрет России. И, конечно, эта вещь гораздо масштабнее. А во-вторых, ему кажется, что если в основе «Крейцеровой сонаты» лежит совершенно абсурдная мысль о вредности секса, деторождения, о кошмаре семьи и так далее, то в «Анне Карениной» концепция на втором плане, а на первом — потрясающие художественные средства. Интересно, что Антон Чехов не хочет видеть в «Крейцеровой сонате» подробную клиническую картину безумия, а видит в ней авторскую мысль. Наверное, у него есть к тому некоторые основания.

Не надо думать, что писатель вообще кого-то куда-то всегда зовёт (и даже такой назидательный, как Толстой). Толстой переживает тяжёлую личную драму — его жена влюбилась в Танеева, и влюбилась, судя по её дневнику, по-настоящему. Ему 60 лет, а она — ещё цветущая женщина (у них 19 лет разницы). Танеев, который там описан с большой долей отвращения, с широким тазом, со всеми делами,— действительно он не очень как-то катит на роль героя-любовника. Толстой безумно страдает от ревности. Он сохранил в старости все черты горячей юности. Он сходил с ума при виде кухарки, которую страшно вожделел. Помните эту запись в дневнике: «Посмотрел на босые ноги — вспомнил Аксинью»,— имеется в виду сюжет, который потом…

Толстой музыку чувствовал, понимал. Сам написал вальс, который мало кто знает, очень примитивный. Но все-таки он старался. И Толстой как раз чувствовал музыку, как мало кто. И неслучайно он выше всех ставил Шопена, которого он называл Пушкиным в музыке — не только потому, что Шопен гармонически ясен и светел, нет, не поэтому, а именно потому, что Шопен открыл совершенно новый пианизм, абсолютно новые возможности инструмента. Вот Шопен и Скрябин, по мнению Пастернака, который уж сам-то все-таки играл очень недурно и в музыке разбирался профессионально, Шопен и Скрябин — это две революции в музыке в XIX и в XX столетии, они сопоставимы. Толстой до Скрябина, до его главных произведений не дожил, хотя…

В «Крейцеровой сонате» эта мысль есть безусловно. Женщина является сексуальной рабой мужчины. Отмените сексуальное рабство, и меньше будет истерии. Потому что он доказывает, что у истерии чаще всего физиологические причины. Конечно, Толстой Фрейда не читал, и в лучшем случае, слышал. Да и не стал бы он, я думаю, все это читать, числя по разряду всякой гадостью. Но то, что сексуальное рабство провоцирует истерию,— он абсолютно прав, и он об этом пишет напрямую. У животных, говорит он, и то размножение возможно один месяц в году, а мы занимаемся этим, развратники, постоянно.

Поговорим еще об «Анне Карениной», потому что смысл «Крейцеровой сонаты», он довольно прост и, я бы рискнул сказать,…

Вы просто очень молоды. На самом деле лучше всех художественную манеру Толстого и ризому его гениальности проиллюстрировал Набоков: он во время лекции о Толстом гасил весь свет в кабинете, в зале лекционном — там было три лампы,— и он опускал занавески. Он включал одну лампу и говорил: «Это Пушкин». Потом зажигал вторую: «Это Гоголь». Потом зажигал третью: «Это Тургенев». А потом открывал занавески разом, так что солнечный свет врывался в аудиторию, и он гремел: «А это Толстой». Действительно, свет толстовского реализма предопределил во многом просто новое понимание человека. Реализм Толстого тотален. Тот тотальный реализм «Улисса», который в XX веке…

Дай бог вам такого «несчастливого брака». Это был брак исключительно гармоничный, потому что мало того, что они пятьдесят прожили. Но, по крайней мере, сорок лет из этих пятидесяти были ничем не омраченной трогательной близостью. А первые двадцать – это была вообще идиллия. И если ваша жена переписывает ваши неудобочитаемые рукописи, участвует во всех ваших авантюрных проектах по поводу перестройки управления имением, исправно рожает вам детей и берет на себя всю заботу о доме, о хозяйстве, – этот брак можно назвать идеальным. Тем более, что она лучший его пониматель и лучшая его собеседница.

Я думаю, что лучше всего к пониманию брака Толстого подошла Дуня Смирнова в фильме «История…

Я не думаю. Я думаю, что Толстой понимал все правильно. Позднышев же не является таким уж сильно отрицательным персонажем. Те ужасы ревности, через которые он прошел, Толстому были слишком знакомы. А впоследствии, 5 лет спустя, ему пришлось пережить запрограммированное. Ситуация влюбленности жены в музыканта, на которую намекала уже и ситуация начала 90-х: Софья Андреевна держала музыкальный салон. Эта ситуация в полный рост развернулась в 1894-1895 годах и была для Толстого очень мучительна. Он возненавидел Танеева. И вот этот «широкий таз музыканта» — это все было или странным образом подмечено ещё в 90-е годы, или предсказано.

Нужно заметить, что главный герой «Крейцеровой…