Дай бог вам такого «несчастливого брака». Это был брак исключительно гармоничный, потому что мало того, что они пятьдесят прожили. Но, по крайней мере, сорок лет из этих пятидесяти были ничем не омраченной трогательной близостью. А первые двадцать – это была вообще идиллия. И если ваша жена переписывает ваши неудобочитаемые рукописи, участвует во всех ваших авантюрных проектах по поводу перестройки управления имением, исправно рожает вам детей и берет на себя всю заботу о доме, о хозяйстве, – этот брак можно назвать идеальным. Тем более, что она лучший его пониматель и лучшая его собеседница.
Я думаю, что лучше всего к пониманию брака Толстого подошла Дуня Смирнова в фильме «История одного назначения». Я не фанат Ирины Горбачевой, но те отношения, которые там сыграны, очень похоже на правду. Скорее всего, так все и было. Это было, как называла это Надежда Мандельштам, «физиологической удачей для обоих». Они идеально друг другу подходили долгое время. А потом – что делать? Старость подтачивает и не такие союзы. А потом Лев Николаевич был склонен к очень спонтанным, очень неожиданным вспышкам гнева, к проявлениям совершенно непредсказуемой подозрительности.
Кроме того, как и большинство людей параноидального склада (я не говорю о том, что это была паранойя; я говорю, что это был параноидальный склад), он выдумывал и верил. Вот так он сначала выдумал «Крейцерову сонату», а потом он оказался внутри своей фантазии. И шесть-семь лет спустя это воспроизвелось в реальности – в отношениях Софьи Андреевны с Танеевым. Сбылось в буквальности, даже широкий таз музыканта, фигура Танеева была странным образом им предсказана. Ведь это не описание того, что было; это описание того, что будет.
Он все время оказывался внутри собственных текстов, равным образом он оказался и в «Анне Карениной». Его смерть на железной дороге как бы при попытке радикально изменить свою жизнь, сбежать из семьи, – он все предсказал. Это тоже, до известной степени, не какое-то чудесное совпадение, а проявление природы дара.
