Клара Милич

Да надо сказать, что церковь вообще довольно обычное место действия романтических текстов. Именно в церковь привозит Линору мертвый жених, именно к церкви в катенинской «Ольге» (тоже там действие перенесено в Украину) приезжает Ольга с мертвым женихом. Церковь – не просто место молитвы, а место битвы. Место битвы нечисти со святым. То, что Хома Брут именно в церкви эту последнюю битву выдерживает и проигрывает, – это вполне себе в литературной традиции.

Иное дело (и это очень странная история), что сегодня «Вий» воспринимается совсем иначе. Потому что у Гоголя была не только фантастическая проза. Я бы сказал, что это проза перформативная. Проза, которая умудряется каким-то образом…

Практически со всем, что говорит Золотусский, я не согласен. При этом Золотусский, безусловно, замечательный критик, мыслитель и историк лиературы, все что угодно. Но согласиться с этим никак нельзя. Во-первых, почему «западные тексты»? Потому что написаны на Западе? Так Тургенев может быть хоть в Африке, перефразируя известные слова о Бунине. Тургенев оставался самым здоровым русским писателем. Его душевные болезни – у него их и не было, кроме ипохондрии – никак не заслоняют, не мешают светоносному дару.

А что касается его ранних или поздних вещей. Действительно, ранний Тургенев сильно отличается от позднего в том плане, что он в старости возвращался к себе-поэту. И «Стихотворения в…

Нет, ребята, это не готика. Потому что Клара Милич обещает Аратову, обещает Якову после смерти воссоединение и счастье, и, конечно, мир окружён страшными снами, да, но эти страшные сны только до тех пор, пока Яков её отвергает. А как только он её полюбил и понял, за гробом всё будет прекрасно, и помните светлую улыбку на его лице, с которой, собственно, Аратов умирает. Потом вспомним «Майскую ночь». Конечно, мир Гоголя страшный мир, и в конце концов Гоголь в этот страх провалился. Но и в страшной мести бог всё-таки носитель доброты. Помните, он говорит: «Страшна казнь, тобой выдуманная, человече, но и тебе не будет покоя, пока враг твой мучается». То есть бог всё-таки носитель справедливости, а не зла. В…

Самый недооцененный роман — это «Дым». И, кстати говоря, сценарий фильма по этому роману писала Рязанцева — ну, видимо, потому, что экзистенциальная коллизия «Дыма» ей довольно близка. Хотя она, может быть, к этой работе относилась не более чем как к упражнению. Мне кажется, что «Дым» — это действительно великая книга о том, что все дым: и социальное — дым, и политическое — дым, и даже имущественное — дым. А единственное, что не дым — это моральный выбор человека, вот его способность к правильному моральному выбору.

У Тургенева есть два героя: один сделал неправильный выбор (это Санин в «Вешних водах»), а второй — правильный (это Литвинов в «Дыме»). Там есть Ирина — один из самых омерзительных…

Нет, ну творческое влияние там было дай бог каждому, причем со стороны, главным образом, конечно, Тургенева. Достоевский же вообще, понимаете, все, что плохо лежало, довольно активно в собственную творческую копилку брал. Напомню стихи Некрасова «О погоде», которые превратились в первый сон Раскольникова о лошади. Напомню «Собаку» Тургенева, шестьдесят четвертого года рассказ, который превратился в шестьдесят пятом году в эпизод со сном Ипполита, где собака губит страшное насекомое. Ну, вообще, так сказать, у Диккенса тырил широко. И даже кто-то… по-моему, Сальвадор Дали сказал, что «талант заимствует, гений ворует» — ну, потому что гений приходит как власть имущий, как право…