Он не низко их оценивал, он просто больше любил петербургского Гоголя (по понятным причинам). Самое точное, самое важное, что написано про Вия (почему вещь вообще называется «Вий»), содержится в книге Синявского «В тени Гоголя». Но, конечно, очень много здравого — «Вий» как русская эротическая утопия» — содержится в лекции Михаила Успенского. И у нас был, я помню, тройственный вечер, когда выступали в «Прямой речи» я, Успенский и Лео Каганов, и каждый со своей трактовкой «Вия». Каганов читал рассказ «Вий–99» [«Вий–98»]. Успенский рассказывал о генезисе самого понятия «Вий». А я рассказывал об эротической утопии. Слава богу, этот вечер записали, доступен он. И лекция Успенского о Вие как короле…

Лучшее описание секса, которое я знаю в мировой литературе, содержится в романе Кафки «Замок», эти «блуждания в чужой плоти» (самая точная метафора). И вообще Кафка, видно, понимал в этом здорово. Лучшая эротическая сцена в русской литературе — мне кажется, это полёт панночки с Хомой, когда то он на ней скачет, то она на нём.

Ну а какая там эротика? Собственно, только полет Хомы Брута в «Вие», который кажется мне лучшей эротической сценой во всей русской прозе. И это для меня как раз важный аргумент против того, что якобы Гоголь всю жизнь прожил девственником, не имел эротического опыта. Правда, когда его спросил врач, как он представил бы безумие, никогда не будучи безумным, он сказал: «Это не трудно, стоит представить себе». Сила воображения Гоголя была такова, что он и эротический опыт мог себе вообразить. Но лучшая сцена (для меня, во всяком случае) в Гоголе и во всей русской прозе — это полет Хомы Брута, когда сначала на нем летит ведьма, потом он летит на ведьме, при этом погоняет её поленом. Для меня вот эта…

Ну я много раз говорил, что, с моей точки зрения, это самое уместное и самое адекватное и самое при этом… я бы сказал, апофатическое такое, полное умолчаний, описание полового акта в русской литературе. Вообще, в мировой литературе, я считаю, две великих эротических сцены: полет Хомы над ночной землей, над прудом, где русалка с Панночкой, с ведьмой, и сцена в «Замке» у Кафки, где он блуждает, Землемер, в лабиринтах чужой плоти задыхается. Это гениально точно. Мне кажется, что вот эта томительно сладкое чувство, подступающее к сердцу, чувство такой как бы смерти при жизни, сна с открытыми глазами, оно точнее всего передано у Гоголя. Ну а что между ними случилось? Любовь между ними случилась, любовь…

«Вий» – самый сложный текст из Гоголя. Завещание Гоголя украинской национальной литературе состоит именно в возвращении к ползучему реализму. Вероятно, есть вещи, которые с помощью традиционного реализма отобразить нельзя. Это или очень сильная страсть, или проклятие, или судьба. Или, условно говоря, такая вещь, как война. Потому что все попытки воспроизвести войну средствами традиционного реализма терпят такой ослепительный крах. У нас поэтому и нет никакой по-настоящему великой прозы о Великой Отечественной. Есть подходы к этому: есть гениальная проза Василя Быкова, есть тексты Гроссмана, проза Константина Воробьева, да много. Но все они не отвечают на вопросы, откуда это взялось и…

Да надо сказать, что церковь вообще довольно обычное место действия романтических текстов. Именно в церковь привозит Линору мертвый жених, именно к церкви в катенинской «Ольге» (тоже там действие перенесено в Украину) приезжает Ольга с мертвым женихом. Церковь – не просто место молитвы, а место битвы. Место битвы нечисти со святым. То, что Хома Брут именно в церкви эту последнюю битву выдерживает и проигрывает, – это вполне себе в литературной традиции.

Иное дело (и это очень странная история), что сегодня «Вий» воспринимается совсем иначе. Потому что у Гоголя была не только фантастическая проза. Я бы сказал, что это проза перформативная. Проза, которая умудряется каким-то образом…

Конечно, и «Фауст» Холодковского нуждается в осмыслении и появлении нового «Фауста» – Пастернака. Сейчас еще «Фауст» Микушевича… Не знаю, каков он будет. И новые переводы Шекспира – это необходимо. Это перевод на язык современности, хотя мы никогда не будем современнее Шекспира (как не будем никогда умнее и талантливее), но в любом случае полезно знать и полезно помнить, что всякая эпоха добавляет какие-то свои оценки.

Почему я люблю преподавать? До очень много, что пишут современные студенты, я бы никогда не додумался. Глубина их восприятия и парадоксы их восприятия меня поражаю. Есть у меня очень умная девочка в гоголевском семинаре («Как Гоголь выдумал Украину»), и она говорит…

Знаете, честно вам скажу, для меня непонятна история с «Вием»: почему нечистая сила христианина да в церкви христианской задушила. У Новеллы Матвеевой стихотворение:

Как только подумаю о плачевной
Участи Хомы Брута,
Не столько великого грешника,
Сколько великого плута.

Это гениальное стихотворение, из «Закона песен». Вот как это получилось? Матвеева там дает свой ответ на этот вопрос. Для меня действительно «Вий» (я согласен здесь с Синявским, «В тени Гоголя») — самая загадочная повесть Гоголя. Я не понимаю, почему «Вий» в православной церкви чувствует себя свободным. Может быть, это какой-то отголосок древнерусского язычества, славянского…