Это связано с тем, что в детективе автор знает кто убийца. Кроме тех случаев, когда он сознательно запутывает историю и когда это в принципе не важно. Кроме вот этих случаев. В остальных он знает, мотив, фабулу, сюжет досконально. Он ищет другое: он ищет или ту силу, которая остановит убийцу, или того сыщика, который что-то сделает. В общем, грубо говоря, или тот закон справедливости, который приведет к возмездию. Грубо говоря, он ищет бога. И если бог в детективе отсутствует, то это плохой детектив.

Понимаете, поиски бога, богоискательство – это немножко сродни детективу, потому что мы по приметам, по каким-то следам, оставленным в нашей повседневности, видим божественное присутствие.…

Знаете, честно вам скажу, для меня непонятна история с «Вием»: почему нечистая сила христианина да в церкви христианской задушила. У Новеллы Матвеевой стихотворение:

Как только подумаю о плачевной
Участи Хомы Брута,
Не столько великого грешника,
Сколько великого плута.

Это гениальное стихотворение, из «Закона песен». Вот как это получилось? Матвеева там дает свой ответ на этот вопрос. Для меня действительно «Вий» (я согласен здесь с Синявским, «В тени Гоголя») — самая загадочная повесть Гоголя. Я не понимаю, почему «Вий» в православной церкви чувствует себя свободным. Может быть, это какой-то отголосок древнерусского язычества, славянского…

Он ищет Бога. Это нормальная история. Дело в том, что вера в Бога сама по себе — проблема довольно-таки детективная. Неинтересен детектив, в котором ищут только преступника. Уж преступника автор знает. Берясь за детектив, он заранее знает разгадку.

Вот Достоевский, я не очень люблю этого автора, но я восхищаюсь его изобретательской дерзостью, потому что, конечно, «Преступление и наказание» — это детектив принципиально новый или, как я там насчитал в сюжетных схемах, девятого типа, когда ясно, кто убил, кого убил, когда и где, но непонятно, зачем. И главное, непонятно — и что теперь? Поэтому настоящий детектив — это детектив, где автор разыскивает метафизическую истину, её обоснование.…