Войти на БыковФМ через
Закрыть

Почему лучшие книги и фильмы о войне написаны и сняты не в «оттепель», а только при Брежневе?

Дмитрий Быков
>100

Потому что при Брежневе был советский Серебряный век и расцвет этого Серебряного века. Но я не скажу, что уж так лучшие не были в 60-е. «Мертвым не больно» — это 60-е. Многое в «лейтенантской прозе» — во всяком случае, многое в прозе Виктора Некрасова — это или сразу по горячим следам, или 50-60-е годы. Правда, «Кира Георгиевна» — это совсем не про войну. Константин Воробьев — это 60-е годы. Поэтому кое-что в 60-е было.

Просто, понимаете, литература 70-х набралась мастерства. Стал возможен такой роман, как «В августе 44-го», который я не берусь судить с исторической точки зрения или с идейной, с точки зрения отношения к СМЕРШу, но с точки зрения литературного профессионализма, ребята, это высокий класс, что бы вы ни говорили. Равно как и «Жизнь моя, иль ты приснилась мне» того же автора. Это выдающаяся проза — автобиография вымышленного лица, но это лицо очень хорошо вымышлено, оно очень органично, в него веришь.

Так что, видимо, надо просто признать, что расцветом советской прозы, высшей точкой развития советской прозы были 70-е годы. Хотя как раз военная литература в 70-е годы представлена не так уж. Это, наверное, лучшие романы Бондарева «Выбор» и «Берег» — прежде всего, конечно, «Берег». Наверное, лучшие вещи Вячеслава Кондратьева. Но, собственно, и всё, потому что Астафьев написал свою «Войну» уже в 90-е. А называть военной прозой сочинения Симонова я бы не рискнул.

Не знаю, трудно мне говорить. Мне кажется, что всё-таки 60-е были таким пиком военной литературы. Хотя бы потому, что в 50-60-е написана «Жизнь и судьба». А выше «Жизни и судьбы» в военной прозе очень мало кто прыгнул. Ну, может быть, Воробьев. Но «Жизнь и судьба» — это, по крайней мере, самая убедительная попытка написать военный эпос. Тоже неполный, тоже недостаточно выверенный мировоззренчески — автор многого не додумал, потому что не мог. Опять вот вам доказательство того, что из эпохи не выпрыгнешь. Должная высота взгляда там выдерживается не везде, но есть куски абсолютно гениальные, о чем мы говорим.

Поэтому я думаю, что всё-таки 60-е годы. Видите ли, на самом деле лучшая военная проза в смысле концепции, в смысле высоты взгляда — это либо рассказы и повести Бориса Иванова, петербургского диссидента, либо так называемая сверхпроза Алеся Адамовича. Это явление как раз 70-х годов, потому что это достаточно авангардная литература, которая в 70-е годы только и стала возможна. Но сверхпроза или проза документальная тоже не может быть военной литературой высшего класса, потому что она фиксирует, а не обобщает.

Видимо, настоящая проза о войне будет написана, как, собственно, была написана и настоящая проза о войне 1812 года, в период новой «оттепели». Когда эта новая «оттепель», новая александровская эпоха настанет, гадать совершенно бессмысленно.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Что вы думаете о Владимире Орлове и о его романе «Альтист Данилов»?

Видите ли, «Альтист Данилов», как рассказывал Владимир Орлов в нашей рюмочной на Никитской, был напечатан потому, что в журнале «Новый мир» печатались произведения Брежнева. И чтобы как-то спасти реноме журнала, ему были разрешены некоторые отходы от социалистического реализма. Отходы не в смысле мусора, а в смысле отступления от. В результате в журнале появились три текста: первый – «Самшитовый лес» Анчарова, второй – «Уже написан Вертер» Катаева (в котором даже Троцкий упомянут, правда, не прямо), а третий – «Альтист Данилов». Роман, который принес нечеловеческую славу Владимиру Орлову и как бы легитимизировал в России магический реализм.

Тогда принято было говорить, что Орлов –…

Почему так мало романов вроде «Квартала» с нетипичной литературной техникой?

Понимаете, это связано как-то с движением жизни вообще. Сейчас очень мало нетипичных литературных техник. Все играют как-то на одному струне. «У меня одна струна, а вокруг одна страна». Все-таки как-то возникает ощущение застоя. Или в столах лежат шедевры, в том числе и о войне, либо просто люди боятся их писать. Потому что без переосмысления, без называния каких-то вещей своими именами не может быть и художественной новизны. Я думаю, что какие-то нестандартные литературные техники в основном пойдут в направлении Павла Улитина, то есть автоматического письма, потока мысли. А потом, может быть, есть такая страшная реальность, что вокруг нее боязно возводить такие сложные…

Как влияли друг на друга Владимир Набоков и Иван Бунина?

Об этом столько написано. Об этом есть довольно исчерпывающая американская работа, сравнительно недавняя. Есть об этом довольно интересная книга Максима Шраера, тоже во многих отношениях спорная, но довольно интересная. Если говорить о моей точке зрения на их соотношение, то мне кажется, что не правы те, кто подчеркивает враждебность их взаимоотношений. Все-таки большинство отзывов о Набокове, которые мы знаем от Бунина, довольно комплиментарны. «Этот мальчишка выхватил пистолет и уложил всех стариков, включая меня». Да и много чего! Он, в общем… Единственный негативный отзыв Бунина мы знаем в передаче самого Набокова: «Вы умрете в совершенном…

Как вы относитесь к творчеству Сусанны Георгиевской?

Я очень люблю георгиевскую. Это настолько святое для меня имя. Я в детстве прочел её роман «Отец». Он был для меня (не только потому, что я рос без отца) каким-то сильнейшим впечатлением. Вот это такая экспрессивная, даже рискнул бы я сказать, экспрессионистская проза — быстрая, эмоциональная. Какие-то куски оттуда — сумасшедшая, которая плачет под дубами — врезаются в память, я это помню на всю жизнь. «Саша, лучше бы ты меня ударил». Игрушки, которые ломают бормашину. Это запомнилось на всю жизнь. Я наизусть эту книгу помню, с детства все это запоминается. У меня долгое время Георгиевская была любимой писательницей. И «Колокола», и «Лгунья». Меня поражала их перекличка с другой любимой…

Что вы думаете о творчестве Виталия Сёмина?

Два главных его произведения — это «Ласточка — звездочка» — повесть о мальчике, угнанном в рабство немецкое и страшный довольно роман «Нагрудный знак «OST»». Виталий Семин — ростовский писатель, довольно трудной судьбы. Последний его роман — «Плотина» — остался незаконченным, там первая часть только написана. Знаете, в свое время «Нагрудный знак «OST»» поразил меня силой тоски и безысходности. Я могу его сопоставить по изобразительной силе только с повестью Воробьева незаконченной — «Это мы, Господи», о фашистском плене. И то, все-таки, Воробьев, он был атлет, он был здоровый мужчина, ему было 23 года. А это подросток, и это воспоминание подростка… Ой, страшная книга, жуткая. Она в «Дружбе…