Нет, это широко известная картина. Просто она не то что легла на полку, а получила 3-ю прокатную категорию, когда была снята.
Это маленький шедевр на фоне сегодняшнего кино. А на фоне кино тогдашнего это довольно заурядное произведение. В общем, будем откровенны, на 90% его очарования — это стиль НРЗБ. А так-то, в общем, для 1968-1969 годов (сравните это с «Доживем до понедельника») это такие детские игры.
Надо заметить, кстати, что фильм Дудя про «Ширли-мырли» довольно элементарен по-своему посылу, но сделан неслучайно. Дудь очень точно чувствует больной нерв эпохи. Вот больной нерв эпохи заключается в том, что Владимир Меньшов, как гениальный режиссер массового кино, виртуозно находил язык для разговора со своим зрителем, с большинством. Оно его понимало.
Для «Розыгрыша» это был язык советского школьного фильма, который поднимает экзистенциальную проблематику, потому что в детском кино ее можно поднимать. Для «Москва слезам не верит» это язык такого интеллигентного кино, с песнями Никитиных, со стихами Левитанского, но при этом с жестоким стебом над штампами массовой культуры. Вот эта дача, фестиваль — такое ироническое переосмысление советской истории.
В «Москва слезам не верит» это очень заметно. Неслучайно, кстати, главный герой фильма «Журналист» (Васильев) и там играл журналиста. Но какая же это пошлая фигура! После фильма Герасимова вот такое падение. Не актера — типажа. Абсолютно народная трешовая комедия «Любовь и голуби», которую я, кстати, совершенно не могу смотреть.
А вот «Ширли-мырли» могу, мне это нравится. Но Меньшов здесь сознательно, наглядно демонстрирует, как деградирует язык. Помните слова Бродского: «Трагедия — это не когда герой, а когда гибнет хор». И вот трагедия — это когда актеры этого класса изображают вот это вот. Когда Инна Чурикова «Прости меня, дуру грешную». Когда Олег Табаков, у которого за плечами и Шелленберг, и розовские «Мальчики». Когда Гаркалин, гениальный трагический артист, вот так лицедействует. Это всё очень точно, очень наглядно: смотрите, вот мы на рынке, вот мы торгуем нашим хламом. «Старая кляча, пойдем ломать своего Шекспира».
В этом смысле «Ширли-мырли» самый откровенный фильм 90-х годов. Фильм о гибели языка, об эволюции языка, о трагедии репутации. Он, конечно же, очень смешной, но прежде всего он очень дурацкий. И вот этот посыл всей человеческой любви, когда самолет летит над всеми Кроликовыми — это тоже жесточайшая пародия.
Вообще Меньшов как режиссер — мне вот Ирина Муравьева рассказывала, что он уже тогда, работая над «Москва слезам не верит», вынашивал план «Зависти богов» и интересовался жизнью советских дикторов. Он гениальный знаток массовой культуры. Человек очень большого ума, хитрости, расчетливости. И именно это знание языка позволяет ему быть и тонким психологом, и замечательным манипулятором.
Понимаете, ведь режиссером он стал поздно. Он практиковал как актер. Он набирал знания о культурных кодах этой цивилизации. Поэтому он сумел великолепно показать распад киноязыка в «Ширли-мырли». Конечно, это зрелище распада. Это очень дисгармоничное зрелище и временами отталкивающие. Но ничего не поделаешь — он зафиксировал момент. И Дудь молодец, что об этом рассказал.
