Леонид Мартынов – поэте, который сейчас не то чтобы забыт, но недооценен. Сегодня самый известный текст Мартынова – это перевод из венгерской поэзии «Князь тишины»: «По темному лесу блуждаю на свист…». 

Леонид Мартынов – главный поэт оттепели, наряду со Слуцким. Это поэт, который не очень хорошо проявил себя в истории с Пастернаком, которая отрубила первую оттепель от второй. Слуцкий тогда тоже, кстати, повел себя не очень хорошо, но все-таки лучше, чем  Мартынов. Что касается Мартынова, то это замечательный пример интонации. Это тоже пример поэта, который спрятался. А сколько у нас таких людей, которые спрятались?

Тут нельзя не вспомнить замечательную мысль…

«Время» — книга переломная. После первой книги Слуцкого «Память», которая усилиями Эренбурга вышла в 1956 году и стала одним из знаков оттепели, прошло три года. За время, которое первая оттепель успела закончиться в 1958 году, а закончилась она еще раньше жестоким подавлением Будапешта, а в 1958-м разнузданной и чрезмерной, избыточной травлей Пастернака, которая по Слуцкому ударила несколько больнее, чем по другим. В результате, я сейчас поговорю об этом подробно, в результате перелома, который в жизни Слуцкого произошел, в 1959 году перед нами оказался другой поэт, и поэтому книга «Время», в отличие от оттепели, во многих отношениях еще розоватой, полной иллюзии, абсолютно легальной…

Значит, что касается высокой ценности опыта Слуцкого для русской литературы. Я прочту сейчас одно, не самое любимое моё, но важное его стихотворение, и мы, я думаю, на этом стихотворении довольно внятно поймём, что отличает его интонацию, его голос от множества поэтов 50–60-х годов.

Слуцкий и Мартынов примерно в 1955-м стали двумя главными поэтами первой оттепели именно потому, что они нашли новую интонацию. Но вот удивительное дело — с интонацией Мартынова можно говорить о чём угодно. Он и говорит о чём угодно. Большинство его стихотворений внутренне пусты. Исключения немногочисленные — ну, «Лунный внук», например. Он, как правило, говорит банальности, маскируя их подчёркнутой…

Павел Васильев был, безусловно, самым талантливым из поэтов 1910 года рождения, хотя у него здесь хорошая конкуренция. Это и Твардовский, с которым его можно сопоставить по эпическому размаху. Это и Бергольц, и её первый муж Борис Корнилов, с которым Васильев дружил и с которым он одновременно погиб, и у них очень много интонационных сходств. Но Васильев, конечно, изначально, гораздо масштабнее. Он эпический поэт, мастер того, что называется в русской литературе «большим полотном»,— мастер повествовательной поэмы, в которой он плавает внутри жанра даже с большей свободой и с большей изобретательностью, чем Цветаева. Я не думаю, что поэтический нарратив умер, что писать поэму сегодня…