Знаете, я бы, конечно, отшутился, как в классическом анекдоте: «В чём сила, брат?» — «В ньютонах». Но если говорить совсем серьёзно, сила в бесстрашии. Вот только в этом. Страшнейшим из человеческих пороков действительно следует считать трусость. Здесь Михаил Булгаков знал, что говорил. Ну, он всегда это знал, в общем. Я считаю, что сила в самоотверженности, в утрате какого-либо представления о ценности собственной жизни. В этом смысле наша эпоха очень выигрышная, очень хорошая, потому что она обесценивает жизнь. Жизнь делается настолько занудной, предсказуемой, монотонной, фальшивой, что как-то перестаёшь её особенно ценить. У меня на эту тему был уже стишок такой: «Зато нестрашной…

А что же в нем благородного? Он что, отбирает у богатых и раздает бедным? Нет, конечно, какой же он благородный разбойник? Во втором фильме, откровенно пародийном, он вообще такой мститель за униженное национальное достоинство, очень сомнительно понятное. Это откровенно пародийное кино, мне кажется. А в первой картине все его благородство выражалось в том, что он своей любовнице пытался помочь, а она, как выяснилось, больше любила мужа, чем его. То есть тоже благородство довольно сомнительное. В общем, я не в восторге от Данилы Багрова и не вижу в нем никаких черт ни народного героя, ни благородного разбойника. Просто, по-моему, это такая пустота и пустота.

Мизантропия — состояние для художника почти нормальное, многие художники были мизантропами, и их это не портило. Насчет антисемитизма — я никогда не сталкивался с антисемитизмом Балабанова, но допускаю… я вообще с ним редко сталкивался, с Балабановым… я допускаю, что у него были такие заблуждения. Я не могу вообще признать, что антисемитизм присущ бывает умному человеку. Это все-таки стыдная болезнь, хотя болезнь духа, безусловно. Но она, как правило, не свидетельствует об интеллекте; как правило, она свидетельствует о каких-то застарелых травмах. Но в случае Балабанова мне это неинтересно. Балабанов в любом случае художник. Конечно, он не слишком сильный сценарист, как мне кажется; и я уже…

Ну, не так. Прежде всего то, что вы отождествляете «Брата 1» и «Брата 2». «Брат 1» — это шедевр киноискусства. Хотя мне в этом фильме многое не нравится, не нравится прежде всего абсолютная искусственность главного персонажа. Но с другой стороны, от притчи не требуется достоверность. Беда в том, что «Брат 2» — вот эта ликующая пустота, этот пустой трамвай, этот Данила Багров поехал уже по жизни совершенно триумфально, доказывая тот же закон Зины Бегунковой: у пустоты нет нравственного ограничителя. Просто сначала эта пустота, полная пустота на месте моральных принципов, каких-то гуманистических тенденций, воспитания, на фоне всего, она поначалу как-то гипнотизировала и притягивала…

Можно в том смысле, что Петербург Достоевского — это Лондон Диккенса, просто немножко перенесенный в другую среду. А Петербург Балабанова — это пейзажи из фильма «Мертвец». «Брат» — это и есть «Мертвец». И не только эти затемнения, но и вообще очень многие черты и манеры Джармуша есть у позднего Балабанова, начиная с «Реки», финальный кадр которой должен был быть таким же, как финальный кадр «Мертвеца». Младенец в люльке, уплывающий по большой воде — в данном случае мертвец, уплывающий в лодке в бесконечность.

Я думаю, что «Брат» и «Мертвец» — это два фильма об одном и том же. Два призрака, которые терзали авторов. Этот пустой трамвай — этот самый сильный образ, самая мощная балабановская…

Известны, но, разумеется, не под влиянием чтения. Помните, у Киры Муратовой в «Коротких встречах» замечательный диалог, девочка говорит: «Зачем вы стали мне давать книжки? В результате я от своих отстала, а к вам, умным, не пристала». Она и так, и до этого была нестандартной, она задумывалась, но просто читая книги, ты не можешь перейти ни в другой класс, ни в другой тип. Это на человека влияют другие вещи, сложная эмоция влияет на него. Мне известны люди, которые под действием любви поумнели.

Я вам даже скажу, что в искусстве тоже этот феномен отчасти отыгран. У нас есть актер этой темы — это Мерзликин, потому что Мерзликин всю жизнь играет простых типажей, с которыми происходят…

Нет, не допускаю. Понимаете, у победы всегда много отцов, а поражение всегда сирота. Если бы это вышел плохой сериал, сериал непопулярный, то, конечно же, к нему никто бы не примазался. Скажите еще, что Балабанову «Братьев» заказала Администрация Президента. Администрация Президента не умеет планировать на полтора дня, а вы тут говорите, что заказывает.

Давно прошло время, когда вождь, по-пастернаковски, «управлял течением мысли и только потому – страной». Давно уже эти люди ничем не управляют, течением собственных мыслей не управляют, течением собственных процессов распада не управляют. А вы говорите, заказывают, «Слово пацана»…  Администрация Президента…

Анекдоты о нем есть, но дело в том, что христологических черт у такого персонажа быть не должно. Видите ли, вся популярность Жеглова была предопределена тем, что его сыграл Высоцкий. Если бы его играл любой другой человек, он был бы совершенно непривлекателен. И в книге он непривлекателен, он показан там глазами Шарапова, который уважает его, но не любит ни секунды. Просто действительно, Говорухин сыграл — и это только в плюс ему — довольно нетрадиционную, довольно неожиданную игру. Он задумал такую художественную провокацию — сделать человека с абсолютно тоталитарным сознанием (тоже типичного силовика) обаятельным, артистичным, еще таким немножко, как говорил сам Высоцкий, «немножко из…