Речь идет о терзаниях его духа, это метафора. Что вы ждете от Диккенса вообще реализма? Они нереальны, и никакие духи ему не являлись, три духа. А если и есть где-то более-менее потуга на триллеры, так это, конечно, в пятой повести — «Одержимый, или Сделка с призраком». Я думаю, что здесь нет никакого духовидения, это нормальная диккенсовская метафора. В какой степени сам Диккенс верил в такие вещи? Думаю, что не очень верил. Он как раз, скорее, такой реалист социальный, но он верил в удивительные, сверхъестественные силы человеческой природы. И потом, надо сказать, что какая-то попытка разоблачить мистику есть и в «Тайне Эдвина Друда».
Почему детектив стал главным викторианским жанром и, собственно говоря, жанром жизни? Почему именно Уилки Коллинз — самый влиятельный писатель 70-х и отчасти 80-х годов, когда уже посмертно он становится создателем самого знаменитого романа, даже на могиле его написано: «Здесь лежит автор женщины в белом»? Почему «Лунный камень» такой влиятельный роман? Да потому, что в атмосфере викторианства, как мне представляется (хотя у нас Караев главный специалист по викторианскому роману), ничто не ценится так дорого, как элементарный здравый смысл, потому что почва уходит из-под ног. Понимаете, мне кажется, что весь скепсис Моэма и весь цинизм моэмовской прозы, вечно ему инкриминируемый,— это реакция на такой британский неоромантизм, на мистику 80-х-90-х годов, эпохи распада империи, когда действительно в воздухе носится зло, когда оно сгущается почти физически. Мне кажется, что Моэм — это такая реакция на Стивенсона, если уж на то пошло. И Голсуорси отчасти с его таким подчеркнутым социальным реализмом, с его априорным недоверием к великим мифам, которое особенно заметно, конечно, в «Цветке в пустыне», в «Конце главы». Мне кажется, что это реакция на больную, неоромантическую и такую, я бы сказал, немного безумную эпоху. На эпоху британского темного десятилетия.
Королева Виктория, конечно, стиль все-таки создала, но все-таки, должен я вам сказать, это было весьма темное время. И Уайльду не позавидуешь в эту эпоху, да и никому не позавидуешь, понимаете? И автору «Алисы…» не позавидуешь, несчастному Доджсону, не позавидуешь и Диккенсу самому. Вот никогда не прощу, что королева Виктория не встретилась с ним перед его смертью, когда он обещал раскрыть ей «Тайну Эдвина Друда». Видимо, у нее тогда были более важные проблемы.
