Войти на БыковФМ через
Закрыть

Какое впечатление произвела на вас книга Гофрида Келлера «Зелёный Генрих»? Стоит ли подросткам её читать?

Дмитрий Быков
>250

Ну, Готфрид Келлер — хороший поэт. Какой он писатель — мне судить трудно. «Зелёный Генрих» — замечательно придуманная книга, но, видите, он к ней подступался дважды, и только во второй редакции был ею доволен. И по-моему, доволен преждевременно, потому что она всё равно несбалансированная жутко. «Зелёный Генрих» никогда не был моей любимой книгой. Скажу вам больше — он никогда не был значимой для меня книгой. Он жутко нудный.

При этом идея там… Ну, конечно, в Швейцарии-то выбирать особого не из чего. При этом идея там очень хорошая. Вот этот герой, разрывающийся всю жизнь между земной и небесной любовью, а настоящая-то любовь была рядом. Вот эта женщина, с которой он прожил двадцать лет, а потом она умерла, заразившись, помогая детям. И вот тут он понял, что эта земная женщина — она и была самой небесной в его жизни. Может быть, в этом есть такой, знаете, какой-то подход к «Отцу Сергию», в котором бытовая простая Поленька оказалась самой… ну, Пашенька, с которой он встречается потом, в старости,— она более святая, чем он. Это, конечно, более глубокая мысль, и у Толстого она лучше сделана, и поэтому у Толстого 50 страниц, а у Келлера — 500.

«Зелёный Генрих» — очень скучная книга. При том, что, конечно, она осталась целиком в XIX веке, но идея её, проблема её не ушла. Мне кажется, если бы Келлер был чуть менее консервативен в своих художественных средствах, может быть, она и производила бы большее впечатление. Во всяком случае, когда я её читал лет в пятнадцать-шестнадцать, мне было очень скучно. И закончил я её только из чувства долга. Мне вообще это присуще.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Можно ли провести параллель между бегством Льва Толстого в конце жизни и уходом генерала Кленского в финале фильма Алексея Германа «Хрусталева, машину!»?

Конечно, жизнь обоих не случайно заканчивается на железной дороге. Я думаю, что тема ухода вообще в русской литературе очень неслучайна, в русском искусстве. И весь поздний Толстой — о необходимости бегства: и «Отец Сергий», и «Хаджи-Мурат». Хаджи-Мурат ведь не может быть ни с Шамилем, ни с Николаем, неслучайно они так запараллелены оба: высокие и абсолютно упоенные собственной внушительностью, абсолютно одинаково озабоченные собственными новыми наложницами, в одном случае Аминат, в другом — вот эта шведка. Оба они совершенно не годятся в покровители и союзники, потому что разделить с ним ответственность Хаджи-Мурат — человек достаточно оригинальный и независимый, и талантливый — не…

Как сделать программу для краткого школьного курса по литературе? Как объяснить школьникам, почему они начинают с тех или иных произведений?

Видите, ваша проблема — это общая проблема современного гуманитарного знания, прежде всего — в России. Потому что социологическая схема, марксистская схема на 90 процентов исчезла, скомпрометирована, а другая не предложена. И все попытки заменить марксизм структурализмом, по большому счету, ни к чему не привели. Я думаю, что программу следовало бы расширить и перекроить определенным образом, включить туда таких авторов, как, скажем, Успенских оба, и Глеб, и Николай. Гораздо шире представить Щедрина. Гораздо скупее представить, например, Толстого, потому что Толстой не понятен ещё, как мне кажется. И «Война и мир» не понятна, слишком масштабное высказывание для 10-го класса. А вот…

Какие произведения Даниила Хармса вы цените больше всего? 

Наверное, «Старуху». Может быть, «Случай». Может быть, «Постоянство веселья и грязи». Я вообще очень ценю у Хармса то, что проза и поэзия сделаны из одного материала. Это свидетельство невероятной цельности, той самой чистоты порядка. Потому что обычно проза – это то, что делаешь из себя, а поэзия – это то, что ты откуда-то получаешь. Но Хармс, видимо, все это откуда-то получал и умел это переводить на дневной язык. Ведь абсурд существования старухи не получает никакого разрешения, никакого объяснения. Мне очень нравится это произведение. Оно в меру страшное. Валерий Попов говорил, что все разоблачения сталинизма по сравнению с одной этой повестью, полной духоты и страха, абсолютно…

Потеряли ли мы Михаила Ефремова как актера?

Да нет. Как бы вам это объяснить? Мне кажется, что одна из самых страшных опасностей, которая подстерегает артиста, писателя, художника в целом,— это когда он начинает свои актерские практики переносить в жизнь. Это называется иногда «заиграться». Но это не заигрывание — это когда ты свою жизнь делаешь сюжетом своего текста, как Есенин свой алкогольный распад сделал темой «Москвы кабацкой». Это гениальная книга, хотя в ней вкусовые провалы чудовищные, но это хроника распада. И вы знаете, чем это закончилось. Тут дело не в алкоголе. Мне кажется, что такой же эксперимент ставил над собой Кроули — великий писатель, на мой взгляд, прежде всего писатель. Человек не то чтобы заигрывается, но человек…

В чем гениальность Льва Толстого? Согласны ли вы, что его можно похвалить за трудолюбие, но непонятно, почему его считают гением?

Вы просто очень молоды. На самом деле лучше всех художественную манеру Толстого и ризому его гениальности проиллюстрировал Набоков: он во время лекции о Толстом гасил весь свет в кабинете, в зале лекционном — там было три лампы,— и он опускал занавески. Он включал одну лампу и говорил: «Это Пушкин». Потом зажигал вторую: «Это Гоголь». Потом зажигал третью: «Это Тургенев». А потом открывал занавески разом, так что солнечный свет врывался в аудиторию, и он гремел: «А это Толстой». Действительно, свет толстовского реализма предопределил во многом просто новое понимание человека. Реализм Толстого тотален. Тот тотальный реализм «Улисса», который в XX веке…

Как педагогические воззрения Льва Толстого связаны с его «Исповедью»? Как на него повлиял Жан-Жак Руссо?

Руссо повлиял в огромной степени, потому что вообще европейская литература, в частности Пруст, опирается на два главных текста — на «Исповедь» Блаженного Августина и «Исповедь» Руссо. Весь роман воспитания пошел от этих двух очень радикальных текстов — радикальных прежде всего по совершенно новой интонации разговора с Абсолютом, разговора с Богом, который есть у Августина, и по совершенно новой степени откровенности, которая есть у Руссо.

Я не могу сказать, что Руссо — приятный человек. И я не могу сказать, что его книга приятная. Я не думаю, что и Толстой был приятным человеком — ну, во всяком случае, лет до шестидесяти, пока его тщеславие не было окончательно удовлетворено, и он уже не мог…

Куда Лев Толстой зовёт людей в своей повести «Крейцерова соната»?

Не надо думать, что писатель вообще кого-то куда-то всегда зовёт (и даже такой назидательный, как Толстой). Толстой переживает тяжёлую личную драму — его жена влюбилась в Танеева, и влюбилась, судя по её дневнику, по-настоящему. Ему 60 лет, а она — ещё цветущая женщина (у них 19 лет разницы). Танеев, который там описан с большой долей отвращения, с широким тазом, со всеми делами,— действительно он не очень как-то катит на роль героя-любовника. Толстой безумно страдает от ревности. Он сохранил в старости все черты горячей юности. Он сходил с ума при виде кухарки, которую страшно вожделел. Помните эту запись в дневнике: «Посмотрел на босые ноги — вспомнил Аксинью»,— имеется в виду сюжет, который потом…