Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Как вы относитесь к творчеству Михаила Соковнина? Не кажется ли вам он лучше Всеволода Некрасова?

Дмитрий Быков
>250

Нет, ну так я не скажу, конечно. Михаил Соковнин умер, кажется, в 1975 году, Царствие ему небесное. Всего 37 лет прожил, от сердечной болезни он скончался. Это был хороший поэт. Знаете, иногда вспыхивают такие внезапные моды: на Аронзона, например,— говорят «Аронзон был круче Бродского»; на Роальда Мандельштама (не путать с Осипом),— говорят, что он был круче настоящего, ну, первого, старшего Мандельштама (хотя он тоже настоящий Мандельштам, конечно). Вспыхивают моды на поэтов, может быть, и второго ряда, но замечательных по-своему. Просто эти моды им же и вредят, потому что происходит явная, несколько вызывающая переоценка.

Я считаю, что Соковнин — ну да, он хороший поэт, который однако не выбивается из ряда московского авангарда или Лианозовской школы 60–70-х годов. У него есть несколько замечательных стихов. Причём чем архаичнее они, тем они мне больше нравятся, потому что авангардная поэтика, по-моему, была для него неорганичной. По-моему, он был именно хороший поэт того же плана, как и Дмитрий Толстоба, например. Кстати, совершенно не знаю, что с ним случилось. Я вам очень рекомендую его почитать. Был такой замечательный ленинградский поэт Дмитрий Толстоба. Или, может быть, немножко что-то есть у него общее с Соснорой, тоже питерским автором, который, между прочим, когда он пишет очень просто и совсем не авангардно, получается гораздо менее натужно и гораздо более музыкально. Соснора — действительно крупный поэт. А так — да, Соковнин, конечно, интересный.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему самым главным текстом Даниила Хармса стала повесть «Старуха»? Можно ли считать это его творческой вершиной?

Это его роман. Понимаете, у каждого писателя есть роман, но у каждого писателя, во всяком случае, у модерниста, своя схема романа. Роман Мандельштама — это маргиналии на полях романа, заметки на полях, это «Египетская марка» — гениальный, по-моему, текст, конспект вместо текста. Роман поздней Веры Пановой, которая отошла от социалистического реализма, назывался «Конспект романа». Роман Хармса — это «Старуха». Это такой как бы концентрированный Майринк, страшно сгущенный. И как мне сказал Валерий Попов: «Об ужасах сталинского времени ужас «Старухи» — казалось бы, совершенно сюрреалистической, далекой от реализма — говорит гораздо больше, чем практически все тексты его…

Согласны ли вы с мнение Федора Достоевского о своей повести «Двойник»: «Идея была серьезная, но с ее раскрытием не справился»?

Идеальную форму выбрал По, написав «Вильяма Вильсона». Если говорить более фундаментально, более серьезно. Вообще «Двойник» заслуживал бы отдельного разбора, потому что там идея была великая. Он говорил: «Я важнее этой идеи в литературе не проводил». На самом деле проводил, конечно. И Великий инквизитор более важная идея, более интересная история. В чем важность идеи? Я не говорю о том, что он прекрасно написан. Прекрасно описан дебют безумия и  раздвоение Голядкина. Я думаю, важность этой идеи даже не в том, что человека вытесняют из жизни самовлюбленные, наглые, успешные люди, что, условно говоря, всегда есть наш успешный двойник. Условно говоря, наши неудачи – это чьи-то…

Не могли бы вы назвать тройки своих любимых писателей и поэтов, как иностранных, так и отечественных?

Она меняется. Но из поэтов совершенно безусловные для меня величины – это Блок, Слепакова и Лосев. Где-то совсем рядом с ними Самойлов и Чухонцев. Наверное, где-то недалеко Окуджава и Слуцкий. Где-то очень близко. Но Окуджаву я рассматриваю как такое явление, для меня песни, стихи и проза образуют такой конгломерат нерасчленимый. Видите, семерку только могу назвать. Но в самом первом ряду люди, который я люблю кровной, нерасторжимой любовью. Блок, Слепакова и Лосев. Наверное, вот так.

Мне при первом знакомстве Кенжеев сказал: «Твоими любимыми поэтами должны быть Блок и Мандельштам». Насчет Блока – да, говорю, точно, не ошибся. А вот насчет Мандельштама – не знаю. При всем бесконечном…

В каких произведениях главный герой перманентно переживает состояние мировой скорби, как в поэме «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева?

Состояние мировой скорби у Ерофеева — это состояние похмелья. Причем как физиологического, так и интеллектуального, культурного. То есть Веничка Ерофеев, лирический герой — это тот герой, который действительно пережил прежде всего похмелье мировой культуры. Вот Мандельштам — это стадия тоски по мировой культуре, а Ерофеев — это стадия похмелья мировой культуры.

Это довольно мучительная проблема. Называть это гражданской скорбью или всемирной скорбью я бы не рискнул. Это, как мне представляется, скорее такая романтическая драма тотальной нестыковки того, чему нас учили, с тем, что мы получили.

Нас учили, что мы будем жить, если цитировать ту же Новеллу Матвееву, не с тенями…