Видите, какая история. Вот это сложный вопрос, на самом деле, неоднозначный. Конан Дойл создал своего христологического персонажа — Холмса, с глуповатым другом — Ватсоном, с агентом зла — Мориарти, со смертью и воскресением у Рейхенбахского водопада, со всем набором качеств и чудачеств, которые трикстеру приличествуют. И отсутствие женщины рядом с ним, понятное дело, вкладывается в этот же набор. Но в одном здесь вопрос: мы знаем, что трикстер всегда несет благую весть, несет определенную программу, концепцию, и так далее. Благая весть Холмса — это его рационализм, сугубый прагматизм и, я бы сказал, абсолютный материализм его мышления. Потому что он же, как и всякий трикстер, живет в темные века. Он живет между просвещением и модерном, в эпоху достаточно разгулявшего мракобесия, и Холмс не приемлет иррациональных объяснений ни одного феномена. Все, о чем говорит и думает Холмс, всегда объясняется примерно материалистическим образом, какие бы подсказки, какие бы мистические версии ему не подбрасывались, он всегда находит своего виновника. Ну там кроме одного дела, в котором он, как вы знаете, потерпел крах, это там, где бесследное исчезновение человека, который вернулся в дом за зонтиком и пропал,— это, наверное, придумано для того, чтобы мир сохранял некоторую долю таинственности, без которой он неинтересен.
Так вот, благая весть Холмса — это его сугубый рационализм. Это отказ от мистический туманностей викторианства, которые позволили Джеку Потрошителю уйти безнаказанным… В общем, отказ от темного века, в котором он живет. Он как бы светом разума озаряет этот мир. Я не исключаю, что в какой-то момент Конан Дойлу стал скучен объяснимый мир, и он увлекся спиритуализмом. Но у меня есть серьезное подозрение, что Конан Дойл ни в какой спиритизм не верил, и его вера в эти знаменитых маленьких фей, которые сфотографированы путем монтажа, и вера его в возможность анализа слюнных желез медиума, в которых вдруг обнаруживается слюна вызванных им персонажей, и так далее. Все это просто его интерес к оккультизму и мистике, который продиктован исключительно сюжетными, а не мировоззренческими… Понимаете, он обладал счастливейшими навыком писать увлекательно, он любил и умел сочинять интересные истории, и почему бы не предположить, что весь его оккультизм и вся его вера в это дело, довольно глупая,— что все это попытка написать ещё один, самый увлекательный роман.
Понимаете, ведь Дойл — не Честертон. Это для Честертона характерны истинные увлечения не мистикой, которую он не любил, а волшебными, необъяснимыми, нерациональными сюжетами. Даже в его детективах очень велик момент иррационального, момент некоторого благородного безумия, а Конан Дойл был, мне кажется, человек вполне материалистического склада. Весь его мистицизм, весь его интерес к вызыванию духов был попыткой написать, мне кажется, ещё один роман. Потому что я не верю, что он отрекся от Холмса. Холмс же в огромной степени был автопортретом, и Конан Дойл сам любил в свободное время разгадывать криминальные загадки.
