Это не такой простой вопрос. Говорухин в личном общении — а я дважды его интервьюировал — был человеком жутко интересным и обаятельным. Но у него не было политических воззрений.

Я думаю, что он был в известном смысле заложником образа — такой сильный человек с трубкой. И при этом был внутри себя таким тончайшим, колеблющимся интеллигентом. И лучше всего его характеризует его сценарий «Вторжение». Он, кстати, всю жизнь жалел, что отдал его другому режиссеру Новаку. «Вторжение» — гениальный сценарий, можно только догадываться, как бы его поставил Говорухин. Он был очень умный, тонкий, действительно много понимающий, нервный, неуверенный в себе человек. Его броня мачистская, как всегда в…

Нет, я не думаю, что Достоевский это предложил. Но вообще в основе детектива лежит богоискательство. Как ищут следы преступления, так ищут следы божественного присутствия. Я думаю, что первым эту параллель достаточно наглядно провел Честертон в «Человеке, который был Четвергом» — одной из моих любимых книг. Там, где семеро преследуют бога, думая, что они преследуют главу мафии. Это довольно интересная аналогия. Интересно в детективе — грех себя цитировать, но тем не менее — не там, где ищут преступников (преступник автору известен в большинстве случаев), а там, где ищут бога. И в этом смысле Агата Кристи — как раз глубоко религиозный писатель. Особенно мне нравится её идея коллективной…

Я всегда, во-первых, заглядываю в конец, ничего не могу с собой сделать. Из всех детективов, которые я знаю, на меня наибольшее впечатление произвели «Десять негритят» и «Убийство Роджера Экройда», именно благодаря великолепной сюжетной схеме. И, конечно, чеховская «Драма на охоте», которая просто очень хорошо написана. А так, что касается детективов, Гранже мне нравится читать, именно благодаря такому колориту. Нёсбе не нравится. «Миллениум», цикл Стига Ларссона, где «Девушка с татуировкой» тоже никакого впечатления на меня не произвел. Может потому, прости господи, что это слишком киберпанковское произведение.

Я могу вам назвать книгу, которую я читал не отрываясь. Джей-Джей…

Я много раз писал о том, что хорош не тот детектив, где автор ищет убийцу, потому что убийцу-то он знает, а тот, где он ищет бога. Наверное, «Преступление Гэбриэла Гэйла» или «Невидимка» Честертона. Все-таки не зря Набоков любил этого писателя. Из детективов Агаты Кристи я предпочитаю «Убийство в Восточном экспрессе» и «Убийство Роджера Экройда». «Десять негритят» — это хороший уровень. Кстати, я не рекомендую книги Кристи и Честертона для изучения языка, потому что все-таки они слишком сложны и путаны с детективной интригой. Тогда читайте Конан Дойла.

Мне атмосферно очень нравятся, конечно, «Пять зернышек апельсина» и «Пляшущие человечки». Именно потому, что страшно не тогда, когда…

Вообще моя давняя мечта — это сделать курс лекций по английскому модернизму. Я думаю, что там модернистская проза была лучше. Это Честертон, Уайльд, Стивенсон, Киплинг, Моэм, Шоу — все вот эти «дети Диккенса». Голсуорси, кстати, тоже — гениальный теоретик модерна, потому что более модернистской книги, чем «Конец главы», я просто не встречал; там есть очень архаическая форма и абсолютно модернистская идея.

Но что касается проблемы Пристли. Пристли — он самый младший из этих отпрысков замечательных, последний из «птенцов гнезда Диккенса». Он — такая своего рода тень Шоу как драматург, но нельзя отрицать его великолепного, несравненного драматургического мастерства. Прежде всего это…

Говорухин почти все свои работы не любил. Может быть, «Белый взрыв» он любил, кстати, больше остальных, потому что в его основе лежала любимая им проза. Он Житкова любил «Механика Салерно», любил детскую такую литературу. Жюль Верна любил. Он был очень человек очень самокритичный, но к картинам своим относился, я думаю, уважительно. Совсем плохих-то у него не было. Ну, кроме, может, «Ворошиловского стрелка», который тоже профессиональное кино, просто, очень такое какое-то детское, наивное.

А вот что касается именно вот этого фильма конкретного, именно «Десяти негритят», он считал их большой профессионально удачей. Но он не понимал, почему картина вышла мрачной. А она вышла мрачной,…