«Зверский детектив» – очень удачная придумка, ее можно долго и успешно эксплуатировать, при этом развивая. Там хорошо все придумано – и с этой валютой шишек, и с этим баром «Сучок». Остроумная, прелестная вещь, выдуманная, думаю, в языковой игре с Сашей Гарросом и постепенно превратившаяся в самостоятельное, замечательное повествование.
Думаю, что современная детская литература – это прежде всего Веркин, литература подростковая. Но тут, видите, какая трагическая вещь? Современная подростковая литература во всем мире очень плохо себя чувствует. То есть чувствует она себя прекрасно в смысле спроса. Если вы придете, например, в американский книжный магазин (в европейский в меньшей степени), то там будет огромный раздел young adult, и это единственное место в магазине, где толпится молодежь. В разделе fiction вы найдете двух-трех фанатиков чтения вроде меня, моего возраста, а в разделе young adult вы найдете десяток щебечущих студентов или старшеклассников, живо обсуждающих новинки. И это будет не манга, это будут не графические романы. Это будет проза.
Другая проблема, что young adult во всем мире примерно эксплуатирует три темы. Я в Бард-колледже буду читать курс по проблемам и по поэтике young adult. Таких сюжетов три, и вы их легко назовете сами. Первый – это новенький/новенькая в классе, буллинг; второй – Ромео и Джульетта, межклассовая любовь (между разными классами в школе или между разными подростковыми бандами, условно говоря, «Warriors» замечательный, Сола Юрика). И третий сюжет – «подросток путешествует». Путешествует он во времени, как Индиана Джонс, или в пространстве, как Томек Вильмовский.
Но young adult не предлагает ничего нового, тогда как, на самом деле, или «Белый список», или история синих китов, или история, например, секты, которая замечательного описана у Максима Сонина, молодого совсем автора, или история просто подростка, проходящего через экзистенциальный кризис, как у Джесси Болла, – это очень интересная и перспективная вещь. Подросток – самая благодарная аудитория. Его бы воля, он бы читал все время. Ну напишите для него что-нибудь, где был бы и сюжет, и экстремальный опыт.
Дело в том, что эта «подростковая пустыня отрочества», как называл это Толстой, подростковое созревание – это время одинокое, трагическое. Потом, в силу какого-то особенного целомудрия не только российские, но и современные американские авторы (можно понять их, тут гнет цензуры не меньше) избегают писать о физиологии. А ведь физиологические катастрофы, которые бурей в это время сотрясают молодого человека, безумно интересны – и с женской, и с мужской точки зрения. А еще интереснее – выбор третьего гендера, по каким мотивам это происходит? То есть писать не переписать.
Но почему-то люди предпочитают заниматься куда более проторенной темой, а именно расовой проблематики (как трудно молодому человеку другого цвета кожи утверждаться во враждебной среде). Ну трудно любому человеку, любого цвета кожи утверждаться во враждебной среде.
Мне кажется, что проблема физиологи в ближайшее время и во взрослой, и в подростковой литературе выйдет на первое место. Потому что и подростки, и мы сталкиваемся с огромным, абсолютно новым, революционным шагом в истории человечества. Человек станет, может быть, не бессмертен, но жить он станет гораздо дольше, огромное количество болезней перестанут существовать. Мы оттягиваем этот момент, занимаясь войнами, а ведь на самом деле, великие биологические перемены ожидают нас уже в этом десятилетии.
И вот физиологический роман (не «Физиология Петербурга», как когда-то, не социальная физиология, а антропология, культурная, религиозная, биологическая) – это тот набор тем, с которыми пока литература не работает совсем. Я не знаю, чего она боится.