Герой фильма «Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова — это пародия на борцов за справедливость или отчаявшийся современник?

Да-да, как братья Гонкуры. Эдмон бегает по редакциям, а Жюль сторожит рукопись, чтобы не украли знакомые. Не буду цитировать эту библию советских интеллигентов. На самом деле, конечно, писать надо вместе. Потому что то, что приходит в голову двоим, как говорил Ильф, может прийти в голову десятерым. Совместно писали Ильф и Петров, вместе писали Стругацкие, вместе писали Брагинский и Рязанов, но у меня другой стиль: для меня писание — слишком интимное дело, я на людях этого делать не могу, если речь не идет о газетной статье, которые мне почти всегда приходилось писать в редакции на глазах у коллег. Обычно я с соавтором — чаще всего это Максим Чертанов — придумываю сюжетную схему, разбрасываем по…

Острая социальная драма. Дело в том, что Рязанов вообще был очень умный. И мне, так сказать, даровано было счастье довольно регулярного в его последние годы общения с ним, разговоров с ним. Рязанов был вообще человек во многих отношениях удивительный. Я думаю, что его жена Эмма Валериановна многое могла бы порассказать. И думаю, что её мемуары нам приоткроют в Рязанове то, о чем мы и не догадываемся.

Во-первых, он был совершенно лишен чувства страха. Вот как-то этот порог болевой был у него чрезвычайно высок, его невозможно было напугать. Можно было вывести из себя, прежде всего необязательностью. Он очень любил, чтобы все работало как часы, в том числе на площадке. Он был человек…

Ну а Шукшин? Великий актёр, очень крупный режиссёр и, безусловно, замечательный писатель. Как я отношусь к стихам упомянутой троицы? Лучше всего, конечно, к стихам Филатова. Я считаю, что Филатов вообще был скорее профессиональным поэтом. То, что он пошёл играть — это было следствием отчасти его неверия в собственный литературный дар. Слава богу, под действием Любимова и таганской атмосферы он закалился как-то, усовершенствовался и начал писать прекрасные, очень разнообразные стихи. И я, кстати, был одним из слушателей, когда, написав «Опасный, очень опасный» по «Опасным связям», он устроил читку у себя дома. Он читал как актёр блистательно! Я тогда пожалел: как жаль, что он никогда это не…

Да вообще не эволюционируют женские героини у Рязанова — вот это самое интересное. Мужские эволюционируют. Был у него герой любимый Юрий Яковлев, потом Мягков, потом Басилашвили. Басилашвили — самый амбивалентный, который был и Мерзляевым, и героем «Предсказания». Так что чем дальше — тем амбивалентнее. Были у него попытки нащупать другого героя. К сожалению, они ничего не дали. Ну, такого совсем чудака. Он и Полунина пробовал, и Безрукова, в «Андерсене» пытался нащупать этого нового героя — не пошло.

А что касается эволюции женских образов, то мне кажется, что это всегда одна и та же Шурочка Азарова — она же героиня «Карнавальной ночи» (Гурченко), она же такая бой-баба в «Вокзале для…

Вот это интересный, кстати, парадокс. Автоописание содержится в каждом удачном произведении — наверное, потому, что это такая авторская рефлексия по поводу текста, которая помогает увидеть его со стороны. И конечно, в «Гараже» слова героя Костолевского о том, что советской сатиры нет — это, безусловно, автоописание в чистом виде.

«Гараж» — не сатира. «Гараж» — некоторым образом трагический отказ от сатиры, потому что Рязанов же сам многократно признавал (и мне он это говорил несколько раз), что в «Гараже» плохих людей нет. Кроме директора рынка, которого Вознесенская играет, он для всех находит оправдание. И даже у Саввиной ( директрисы этого музея) там есть какие-то… ну, находятся…

Понимаете, было несколько гетто… Гетто же не всегда обречено на массовое истребление, иногда… Ну назовите это резервацией. Было несколько таких сфер, в которых можно было выжить. Это детская литература, это фантастика, и это дозволенная сатира. Как говорил мне, я помню, Данелия: «Всегда на съездах Союза кинематографистов отдельной строкой шли: «А теперь наши комедиографы — Данелия, Гайдай и Рязанов»». Это дало возможность Данелии, Гайдаю и Рязанову сказать несколько очень жестких вещей советской власти. Жанр — главное убежище. В конце концов, сугубо жанровое произведение Гривадия Горпожакса, а именно сочинение Аксенова, Поженяна и Горчакова «Джин Грин — неприкасаемый»,— там…

Я думаю, что в последних своих картинах (прежде всего в «Предсказании», а отчасти и в «Елене Сергеевне») Рязанов замахнулся, конечно, на обобщения более серьезного характера. Он рискнул заговорить о том, что никакая, извне привнесенная, свобода российской судьбы не изменит, российского рабства не отменит. Что Перестройка никому не гарантирует вольности и правды, что внутренне народ к свободе не готов, а, наоборот, разъеден тотальной недоброжелательностью, завистью, многолетней озлобленностью. В общем, он показал ее крах, и «Небеса обетованные» поставили в ней точку. Последний фильм 90-х (и уж точно 80-х) – это «Небеса обетованные».

Нет, конечно, Гомер Симпсон — это карикатура. Фильмы Рязанова — все в основном они о том, как в мягком человеке конформном просыпается стержень, просыпается решительный, отважный человек действия. У Рязанова было три сквозных героя: в шестидесятые годы Юрий Яковлев, в семидесятые Мягков, и в восьмидесятые Басилашвили. Все они играли, если угодно, эту роль, играли вот на эту тему — пробуждение в человеке в последний критический момент стержня, чего-то сверхчеловеческого, особенного.

Пастернак и Гладков были вместе в Чистополе. Судя по восторгу Пастернака, который он выразил в письме личном Гладкову от «Давным-давно», эта вещь никак не дарёная, это явно совершенно у Гладкова случился такой всплеск творческих способностей.

На чём было основано мнение Рязанова? На том, что когда ему надо было вписать две новых сцены, просто срастить действие, сделать действие более ровным в «Гусарской балладе», он попросил Гладкова эти две маленьких сцены написать в стихах — тот полгода его морочил и всё-таки не написал.

Объяснить это как раз довольно просто: Гладков не был поэтом. Он пережил во время войны очень сильный период вдохновения, период максимальной мобилизации и…