Пастернак и Гладков были вместе в Чистополе. Судя по восторгу Пастернака, который он выразил в письме личном Гладкову от «Давным-давно», эта вещь никак не дарёная, это явно совершенно у Гладкова случился такой всплеск творческих способностей.
На чём было основано мнение Рязанова? На том, что когда ему надо было вписать две новых сцены, просто срастить действие, сделать действие более ровным в «Гусарской балладе», он попросил Гладкова эти две маленьких сцены написать в стихах — тот полгода его морочил и всё-таки не написал.
Объяснить это как раз довольно просто: Гладков не был поэтом. Он пережил во время войны очень сильный период вдохновения, период максимальной мобилизации и написал эту пьесу. Потом он этого эффекта повторить не мог. Такое бывало. Понимаете, бывали случаи, когда человек, абсолютно не склонный к сочинению прозы или сказок, или стихов, в одну ночь писал шедевр.
Руже де Лиль не написал ничего, кроме «Марсельезы», и в конце жизни зарабатывал на выпивку тем, что говорил: «Вот я — автор «Марсельезы». Никто ему не верил, но деньги тем не менее давали. А больше он ничего написать не мог. А вот так в одну ночь в припадке вдохновения, в приступе совершил чудо — сочинил слова и музыку.
Поэтому Гладков, особенно в такой острый период, в 41–42-м, когда на волоске страна, когда максимально все силы напряжены, он и написал «Гусарскую балладу» (она же «Давным-давно»), пьесу про Шурочку Азарову. Хотя надо вам сказать, что с поэтической точки зрения она из себя никакого шедевра не представляет. Она прекрасно драматургически решена. Она очень похожа на «Горе от ума» и на «Сирано де Бержерака» (ну, в переводе Куперник). Все основные риторические приёмы совершенно очевидны. Но стихи там довольно грубые, ткань их довольно примитивная. И я не думаю, что Гладков был поэтом. Просто он (что случается иногда с не-поэтами) был поэтом две недели в жизни. Дай бог вам всем пережить такой же взлёт.