Да ну? Да что вы говорите! Как это не бывает такого, чтобы чистая девушка полюбила ничтожество? Да в том-то и дело, что это бывает сплошь и рядом! Вот Пушкин сам говорит: «Какая драматическая несправедливость, какая сюжетная неувязка, что Чацкий любит Софью и не видит её измены, её предательства». Да прекрасно он всё видит! В том-то и дело, что в «Горе от ума» есть гениальная грибоедовская догадка: человек истинно умный — он добр, он всё-таки человечен, и он не хочет верить в худшее. Конечно, бывает, что и Чацкий любит Софью, и Татьяна любит Онегина, потому что существо доброе не видит недостатков, так сказать, своего предмета обожания, а оно верит искренне, что там есть ум.

И начинает…

Ну, он не зря играет Гамлета. Что такое Гамлет? Вот я читал лекцию в Лондоне «Гамлетовский след в «Горе от ума»», потому что «Горе от ума» — это, конечно, гамлетовская история, и она травестирована очень умело. Конечно, Грибоедов знал Гамлета шекспировского, и непосредственно всю тему безумия, и тему Фамусова-Полония, и даже Скалозуба-Фортинбраса.

Так вот, Гамлет — это борец, у которого негодные средства. Гамлет — это борец, который пытается победить безнравственность времени моральными действиями, и это не получается. Деточкин — это такой Гамлет 60-х годов, который в результате садится (правда, слава богу, ненадолго), Гамлет, которого все считают безумцем. Он играет Гамлета именно…

Как ни странно, у памятника Грибоедову. Во всяком случае, можно все понимать и от этого всего зависеть. Я не думаю, что Грибоедов любил Россию, я не думаю, что Софья – символ России. Я не думаю, что Грибоедов вкладывал в «Горе от ума» такое уж глубокое содержание. Просто стихи так хороши, что невозможно не трактовать их поливариантно. Я думаю, что здесь ключевой момент было в самом Грибоедове: это его безукоризненная честь в безнадежной ситуации, соблюдение правил при полном понимании безнадежности борьбы. Он же все про декабристов понимал, про сто прапорщиков, которые хотят перевернуть государственный строй России. Понимал он все. Но и про государственный строй России он тоже все…

Мне кажется, что «Горе от ума», поскольку Грибоедов — это персонаж достаточно образованный… И, конечно, он был старше своих лет. И, конечно, легенда о вундеркинде не соответствует действительности. Он был незаконный сын. И, конечно, он родился в действительности на пять лет раньше, чем предполагается (как и Шолохов, по-моему). Он был человек очень большого ума и феноменальной образованности, и, конечно, большой личности храбрости и сумасбродства.

Конечно, «Горе от ума» — это версия «Гамлета». Грибоедов был одним из немногих людей, кто пьесу читал и хорошо знал ещё до того, как её Погодин перелагал, ещё до того, как её начали ставить в России и Мочалов блеснул. Уже к моменту написания…

Пастернак и Гладков были вместе в Чистополе. Судя по восторгу Пастернака, который он выразил в письме личном Гладкову от «Давным-давно», эта вещь никак не дарёная, это явно совершенно у Гладкова случился такой всплеск творческих способностей.

На чём было основано мнение Рязанова? На том, что когда ему надо было вписать две новых сцены, просто срастить действие, сделать действие более ровным в «Гусарской балладе», он попросил Гладкова эти две маленьких сцены написать в стихах — тот полгода его морочил и всё-таки не написал.

Объяснить это как раз довольно просто: Гладков не был поэтом. Он пережил во время войны очень сильный период вдохновения, период максимальной мобилизации и…

Пьеса «Дион», она же «Римская комедия» была очень язвительная. Спектакль Товстоногова был запрещен, потому что он был очень хороший. Запрещение очень часто происходит не по таинственным идеологическим, а по чисто эстетическим мотивам. Чего уж там, иногда текст слишком хорош, чтобы разрешить ему существовать, потому что своим существованием он разрывает гниловатую ткань этой реальности. Спектакль Товстоногова, по свидетельству Зорина был лучшим его спектаклем второй половины 60-х, еще одним «Горем от ума», независимо от качества драматургии их сопоставления. Это могло стать спектаклем великого символического значения. Слушайте, а почему спектакли Любимова обдирали себе бока,…

Со стилистической точки зрения — «Хануму», «Мещан». Это вообще уникальная попытка поставить «Мещан» смешно, потому что, понимаете, Горький-то писал не комедию, а вот Товстоногов зашел с этой стороны. Я со многими театроведами и режиссерами, начиная с Могучего, вплоть до Швыдкого, я говорил довольно серьезно о попытках как-то определить стиль Товстоногова. Ну, мы более или менее понимаем, что такое Эфрос. Мы понимаем, что такое Васильев Анатолий. Но вот что такое Товстоногов? Увидеть какой-то единый стиль у него очень трудно. Говорят, что он был наиболее нагляден, скажем, в спектакле «Пять вечеров», но от него осталась только радиозапись, и то неполная, и несколько фрагментов. Ну нет…

Понимаете, какая штука? «Горе от ума» — это тоже пьеса, выдержанная в жанре высокой пародии, чего, к сожалению, не увидело большинство современников, потому что они, даже до перевода Полевого, знали о существовании «Гамлета», но его толком не читали. А так «Горе от ума» — это, конечно, травестийная, пародийная версия «Гамлета», совершенно однозначная. Про этого Гамлета, правда, распускают слух, что он безумен, но здесь странным образом предугадана история Чаадаева. Она вовсе не тогда осуществилась, а гораздо позже, но, конечно, странное созвучие «Чаадаев — Чацкий» оказалось вот здесь таким даже не предсказанием судьбы, а приказанием судьбе.

Но если говорить объективно, просто…

Ой, оценивать чужие литературные подвиги я не могу. Тем более, что тут действительно подвиг. Но то, что я читал из этого перевода (куски-то есть), меня не вдохновило.  Я – приверженец одного перевода, пастернаковского, потому что он и разговорный в меру, в меру патетический. Я, как вы понимаете, по-немецки читаю через пень колоду, да, собственно, не читаю вовсе. Я знаю значение нескольких слов, я кое-что могу понять, о чем речь. Но для того, чтобы оценивать перевод «Фауста», недостаточно знания немецкого. Надо посмотреть, в какой степени это стало произведением на  русском разговорном языке, в какой степени это сохраняет сценичность и театральную органику. При всех высоких целях…

А вот поведение с Лизой и разговоры про Софью вам не кажутся подлостью («Пойдем любовь делить плачевной нашей крали»)? А принципы, которые высказывает Молчалин? Вы скажете, что он их декларирует, а не совершает? Так декларировать, на мой взгляд, вполне достаточно. «Мне завещал отец: во-первых, угождать всем людям без изъятья». Это цинизм беспредельный. И Молчалин ужасен не тем, что он подхалим, а тем, что он циник. И вообще мне кажется… Нет, вообще, Александр Иванович Старостин, вот эти ваши многочисленные вопросы, эти попытки оправдать Молчалина — они, конечно, ужасно трогательные, но, видите ли, здесь пересмотр ни к чему не ведет. С Молчалиным все понятно. Типаж…

Знаете, вы не первый, кто пришел к этому выводу. К нему же приходил и Белинский, отчасти и Пушкин. Но я думаю, что Чацкий произносит свои монологи не потому, что он демонстрирует себя. А потому что для него естественно верить, как для всякого умного человека, не отягощенного снобизмом, что он может быть услышан, что он может быть понят. Для него естественно, как для истинно умного человека, думать о людях хорошо, а не презирать их. Понимаете, у нас, к сожалению, у очень многих ум отождествляется с язвительностью, с умением сказать гадость о ближнем. Сказать гадость о ближнем не штука, это, как правило, результат дотошного самонаблюдения, долгой самоненависти и экстраполяции. Вот вы знаете о себе…

Характеристика Булгарина, данная вами, справедлива, но она неполна. А почему Чехов дружил с Сувориным, который тоже был даже не просто консерватором, а, в общем, человеком, достаточно небрезгливым в методах. Неслучайно Суворин и его газета «Новости дня» носили у Чехова кличку «Пакости дня». И неслучайно у Суворина работал Буренин — человек уже вовсе беспринципный и грязный. Не будем подводить ему аналогов в наши дни, но такие аналоги, безусловно, были и есть. Я имею в виду не только одного покойного критика, про которого вы подумали, но и многих живых авторов.

Видите ли, дружба с консерваторами, даже не просто с консерваторами, а с циниками — это такая распространенная забава, именно…

Видите ли, если глубоко постигать дзен, то можно додуматься и до того, что, скажем, мысли Молчалина и мысли Тютчева «Молчи, скрывайся и таи» («Silentium») — это, в сущности, выражение одной и той же жизненной позиции: не афишируя себя, расти в тайне.

Действительно, с дзенской точки зрения молчалинская позиция «Мне завещал отец, во-первых, угождать всем людям без изъятья» неотличима от позиции Карнеги — говорить с человеком о том, что его интересует: рыба любит червей, и даже если ты любишь клубнику, говори с ней о червях.

Мне вообще всегда казалось (у меня даже была об этом ранняя запальчивая статья в «Собеседнике», от которой я совершенно не отрекаюсь), что Дейл…