Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Почему недавний перевод «Фауста» Владимиром Микушевичем остался незамеченным? Неужели в нынешнем обществе нет места для литературного подвига?

Дмитрий Быков
>500

Ой, оценивать чужие литературные подвиги я не могу. Тем более, что тут действительно подвиг. Но то, что я читал из этого перевода (куски-то есть), меня не вдохновило.  Я – приверженец одного перевода, пастернаковского, потому что он и разговорный в меру, в меру патетический. Я, как вы понимаете, по-немецки читаю через пень колоду, да, собственно, не читаю вовсе. Я знаю значение нескольких слов, я кое-что могу понять, о чем речь. Но для того, чтобы оценивать перевод «Фауста», недостаточно знания немецкого. Надо посмотреть, в какой степени это стало произведением на  русском разговорном языке, в какой степени это сохраняет сценичность и театральную органику. При всех высоких целях «Фауста» это пьеса, рассчитанная на два вечера. Строго говоря, это две пятиактные драмы, первая поменьше, вторая побольше. Это рассчитано на живое произнесение актером со сцены, на живой диалог, на зрительское одномоментное восприятие. На то, чтобы запомнилось, конечно, тоже, зритель должен запомнить и думать.

Как бы то ни было, «Фауст», при всей своей тяжеловесности философской и при всех умозрительных абстракциях, должен звучать разговорно, должен звучать естественно, органично. Мне кажется, что перевод Холодковского в этом плане очень тяжеловесен. Их довольно много, попытки самых разных авторов, включая такого мастера, как Брюсов, кажется, никуда не годятся. А «Сцена из Фауста» Пушкина, которая не имеет аналогов у Гете, – мне кажется, это то, как должен звучать язык русского «Фауста». Пастернак подошел к этому ближе всего.

Я прочел этот перевод лет в девять. Слава богу, у матери была эта книга. И для меня этот «Фауст»… Я просто наизусть его выучил, кусками. Для меня этот «Фауст» такое же поэтическое искусство, как «Горе от ума». Мне вообще кажется, что высший род поэзии – драма в стихах. Потому что она сочетает в себе острую фабулу, диалогичность, афористичность (я вообще люблю динамику во всем), сюжетную насыщенность. Драма в стихах – это высший род искусства. Это «Франсуа Вийон» Антокольского, «Сирано де Бержерак» Ростана (и его же «Орленок»), «Маленькие трагедии» Пушкина, безусловно, «Горе от ума». Это и «Медвежья охота» Некрасова, которая была бы его лучшим произведением, будь она дописана. Но он многое там просто не мог доформулировать, в результате появилась поэма – элемент «Современников». Там в «Юбилярах и триумфаторах» есть большой кусок драматический.

То, что в современной русской поэзии нет поэтической драмы, – большое упущение. Мне кажется, что Пастернак блестяще справился с переводом Гете на русский сценический, наглядный, остроумный язык. Некоторые сцены фаустовского перевода (то, что касается Филемона и Бавкиды):

Да ведь это липы те же!

Как я счастлив их найти

В вековой их мощи свежей

После стольких лет пути!

Сцены с Еленой, сцены с Гомункулусом, диалог Фауста и Маргариты о вере, Вальпургиева ночь, – это все высокое искусство, это очень классно. Я не представляю, кто кроме Пастернака так гнул бы  русский стих, так владел бы им, чтобы это получилось. Цветаева могла бы, но она бы никогда не взялась. Потому что это огромный материал. Но, конечно, подвиг Микушевич есть подвиг Микушевич – человека, который много лет переводил «Фауста» в надежде добиться полной аутеничности. Это забыто не будет.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Нравится ли вам экранизация Тома Тыквера «Парфюмер. История одного убийцы» романа Патрика Зюскинда? Можно ли сравнить Гренуя с Фаустом из одноименного романа Иоганна Гёте?

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Почему Фауст из одноименной драмы Иоганна Гёте ушел в самоповтор, бегая весь сюжет за девками? Что бы вы попросили у Мефистофеля?

Во-первых, он бегает не за девками, он бегает за вечной женственностью, для Гете это очень важный образ. Он бегает за идеалом, а то, что этот идеал имеет черты прекрасной женщины – ну да, ничего не поделаешь, такова европейская традиция, начиная с античности. Елена, за которой бегает Фауст, никоим образом не предмет его вожделения, это воплощение истины. И это же касается и Гретхен, которая воплощение земной жизни, поэтому она и оказалась в раю.

Что бы я делал? Вопрос, который вы задаете, сродни моему любимому вопросу из повести Куприна «Звезда Соломона»: «У тебя было всемогущество, а на что ты его потратил, ты, мелкий канцелярский чиновник Цвет? Ты мог бы, дорогой друг, залить мир…

Если ли произведения в мировой литературе, которые вызвали волну самоубийств, как это было с романом «Страдания юного Вертера» Иоганна Гёте в Германии?

Слушайте, сколько угодно! Например, после «Бедной Лизы»:

Под камнем сим лежит Эрастова невеста:

Топитесь, девушки, в пруду довольно места.

То, что волна женских самоубийств на почве несчастной любви, причем не  только среди простолюдинок (простолюдинки не читали Карамзина), вполне себе имело место. Более того, многие волны суицидов и вообще такого жизнестроительства в подражание литературе очень характерно для Серебряного века. Сколько народу – и об этом Леонид Мартынов пишет в «Воздушных фрегатах» – перестрелялось после самоубийства Отто Вейнингера. Насчет литературных героев – тоже  бывало. Анна Каренина не вызвала такой…

Согласны ли вы с оценкой профессионального психолога, который утверждает, что Фазиль Искандер — самый сбалансированный писатель?

Нет, он не был сбалансированным. Именно Искандер страдал иногда (особенно, конечно, в поздний период — в 70-е годы), под влиянием государственного прессинга, под влиянием давления этого он страдал от очень странных проявлений… не скажу, что душевной болезни, но маний, фобий навязчивых. Одна из них описана в «Морском скорпионе» — вот эта мания ревности, его охватывавшая иногда. Это сам он объяснял довольно просто. Ведь такие же мании ревности испытывал, скажем, в 30-е годы Пастернак, испытывал и Шварц. Это когда тебе изменила Родина, а кажется, что изменил кто-то в семье. Такое бывает. Это такой защитный механизм. Тоже я в книжке про Пастернака попытался это описать. У него разные бывали фобии и…

Когда вы говорите, что ростки фашизма есть уже во всех немецких романтиках, относите ли вы к ним и Иоганна Гете?

Да и не только в Гете. Я думаю, что она есть и в Шиллере, как это ни ужасно. И она есть и в Гофмане. Ну, в Гофмане это есть, скорее… это осознается как опасность. Потому что Гофман — он уж совсем не оттуда, он совсем в немецкой традиции — чужеродное явление: такое не то американское, не то французское, странное какое-то. Поэтому у Гофмана разве что в «Коте Мурре» есть этот торжествующий филистер. А так-то вообще-то ростки фашизма есть уже и в «Песне о Нибелунгах», что в фильме «Нибелунги», по-моему, явлено с поразительной точностью. У Хафнера есть такая мысль, что «вот, когда вы хороните немецкую культуру, вы поступаете по заветам Гитлера. Потому что на самом деле Гитлер — явление глубоко антинемецкое,…

Почему когда читаешь роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», кажется, что читаешь стихи?

Может быть, это даже и не очень хорошо, потому что это мешает роману быть романом. Там много поэтических преувеличений, много лирических фрагментов. Но я бы не сказал, что это стихи все-таки. Понимаете, ощущение стихов возникает от сюжетных рифм. Пастернак пояснял, что огромное количество встреч в романе — от его привычки к рифмам. Все закольцовывается, рифмуется, накладывается, то есть создается ощущение такой высокой неслучайности происходящего, которая бывает только от очень хороших стихов. Это нормальная вещь. Но в целом это, конечно, роман, который содержит в себе очень важные и серьезные религиозные и социальные высказывания. Только очень хорошие стихи несут такую гигантскую…

Не кажется ли вам, что Хемингуэй получил Нобелевскую премию за повесть «Старик и море» заслужено, а Пастернак за роман «Доктора Живаго» — нет?

«Доктор Живаго» — это «не плохая литература, а другая литература». Пользуюсь замечательным выражением блестящего филолога Игоря Николаевича Сухих. Он правильно пишет: «Подходить к «Доктору» с критериями традиционной прозы довольно смешно. «Доктор» — символистский роман».

Что касается «Старика и море». Ну, понимаете, «Старик и море» — замечательная повесть. И даже я склоняюсь к мысли, что это лучший текст Хемингуэя вообще, потому что все остальное (ну, может, ещё «Иметь и не иметь») сейчас считается как просто понтистые, какие-то подростковые сочинения. Но при всем при этом это просто… Жанр-то тот же самый — символистский роман. И «Старик и море» — это наш ответ Мелвиллу. А…