Со стилистической точки зрения — «Хануму», «Мещан». Это вообще уникальная попытка поставить «Мещан» смешно, потому что, понимаете, Горький-то писал не комедию, а вот Товстоногов зашел с этой стороны. Я со многими театроведами и режиссерами, начиная с Могучего, вплоть до Швыдкого, я говорил довольно серьезно о попытках как-то определить стиль Товстоногова. Ну, мы более или менее понимаем, что такое Эфрос. Мы понимаем, что такое Васильев Анатолий. Но вот что такое Товстоногов? Увидеть какой-то единый стиль у него очень трудно. Говорят, что он был наиболее нагляден, скажем, в спектакле «Пять вечеров», но от него осталась только радиозапись, и то неполная, и несколько фрагментов. Ну нет…

Ну конечно. Страшное количество его существует. Отцом его является Некрасов и его «Петербургские углы», петербургские трущобы, вот так называемый «Петербургский сборник», с которого пошла натуральная школа. Вот надо все время подчеркивать, что натуральная школа — это не есть реализм. Реализм — это что-то не в пример более скучное. А это такая именно гипертрофированная чернуха, и русский нуар, он представлен чрезвычайно широко в русской прозе второй половины XIX-го столетия, прежде всего — у Достоевского, который описывает ведь совсем не Петербург. Он описывает диккенсовский Лондон, вообще находится под диккенсовским почти гипнотическим влиянием. Ну вот любой, кто видел Петербург, даже…