Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература
Религия

Чем адвокат бога отличается от адвоката дьявола?

Дмитрий Быков
>250

У дьявола полно адвокатов в современном мире. А вот у бога это очень небольшая школа таких английских метафизиков, которые так себя и называли, проповедники. Это школа Честертона, которая продолжилась прежде всего у Льюиса и в огромной степени у Толкина. Они таких индоктринаторы, такие катехизаторы новые. Попытка адвокатства для бога, попытка теодицеи после кошмаров XX века предпринималась многими, но не у многих она получалась. Потому что получается в большинстве своем очень банально и назидательно. Мне кажется, что даже в этом смысле и Толкин — довольно плоский автор, при всей любви к нему, к его поэтичности, к его замечательной музыкальности, и так далее. У Льюиса интересные есть вещи, например, «Письма Баламута». Я тоже не фанат.

Мне кажется, что из всех адвокатов бога в русской традиции самый интересный человек — Наталья Трауберг. Аверинцев, конечно. Лекции Аверинцева, труды Аверинцева, прежде всего, духовные стихи Аверинцева. То, что бог нуждается в адвокатах больше, чем дьявол — это совершенно очевидно, потому что адвокаты дьявола работают в предсказуемой ситуации. Дьявол все равно всегда терпит поражение, поэтому быть его адвокатом — это задача, скорее, такая фокусническая. Это поиск новых демагогических приемов. А в случае бога это интересно, интересно поискать, а как бог терпит это, а как бог вмешивается в то, а почему бог допустил зло, и так далее. Это не повод для умственной эквилибристики, это повод для построения новых мировоззренческих картин. Петр Мещеринов очень интересный в этом смысле человек. И мистики типа Терстегена, на которых он ссылается, тоже очень интересны. Но в любом случае, мне кажется, что чтение Аверинцева и Трауберг — это то чтение, которое может вас закалить во внутренних теологических дискуссиях.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Считаете ли вы гениальным писателем Клайва Льюиса?

Тут вы его называете «гениальным писателем». Я так не чувствую. Он первоклассный сказочник, конечно. «Развод рая и ада», «Письма Баламута» – хорошая богословская литература. Но, грех сказать, она производит на меня далеко не такое впечатление, как богоискательская проза Честертона, как его богословие. Честертон – более темпераментный, более свежий, у него какие-то краски английского рождества, ягоды остролиста. А Клайв Льюис, мне кажется, немножко оккультен. А главное, он немножко слишком для меня восточен (объяснить точнее я не могу), слишком он умудрен, не  так динамичен, как Честертон. И потом, для меня писатель определяется его изобразительной мощью. В этом плане и Толкиен, и…

Что вы думаете о творчестве Фланнери О’Коннор?

Про нее у меня есть статья большая в «Дилетанте». Когда-то мне Наталья Трауберг, увидев у меня на кровати раскрытую Фланнери О’Коннор, сказала: «Очень трудное чтение, как вы можете?» Трудное, болезненное. Фланнери О’Коннор была, конечно, человеком тяжело больным, и дело не только волчанке. Она свой католицизм, свою веру переживала так трагически, так мучительно… Это к вопросу о нашей давней дискуссии, нашей статье с Иваницкой о проблеме ценностей.

Дело в том, что некоторые почему-то полагают, что наличие ценностей, стройного мировоззрения и стойких убеждений приводит человека к душевной гармонии и  – я бы сказал даже – к успокоенности. Это не так. Чем стройнее ваше…

Почему Солженицын как художник увлечён образом Николая II в романе «Красное колесо»? Возможно ли, что автор жалеет императора, но относится неприязненно из-за слабости?

Тут надо разграничить… Это довольно любопытный психологический и литературный феномен: разграничить отношение к персонажу и к человеку, потому что автор вообще любит персонажа всегда, именно постольку, поскольку персонаж даёт ему развернуться. Есть глубокое замечание Булгакова: «Любите персонажей, иначе вы наживёте крупные неприятности». Это не значит, что его надо любить как человека и одобрять.

Солженицын любит Николая, потому что Николай иллюстрирует его любимую мысль. Любимая мысль Солженицына очень проста. И вообще не нужно Солженицына расценивать, оценивать только по его поздней публицистике. Он довольно много наговорил. Как всякий крупный писатель,…

Каких поэтов 70-х годов вы можете назвать?

Принято считать, что в 70-е годы лучше всех работали Слуцкий и Самойлов. Слуцкий до 1979 года, Самойлов — до конца. Из более младших — Чухонцев и Кушнер, и Юрий Кузнецов. Это те имена, которые называют обычно. Алексей Дидуров писал очень интересные вещи в 70-е, и ещё писал довольно хорошо Сергей Чудаков — это из людей маргинального слоя. Губанов уже умирал и спивался в это время. Понятно, что Высоцкий в 70-е написал меньше, но лучше. Окуджава в 70-е почти все время молчал как поэт, Галич — тоже, хотя несколько вещей были, но это уже, мне кажется, по сравнению с 60-ми не то чтобы самоповторы, но это не так оригинально. Конечно, Бродский, но Бродский работал за границей и как бы отдельно, вне этого…

Каково место современной литературы в учебниках будущего?

Да примерно как литературы поздней Византии, которая была интересна немногим персонажам, не многим талантливым ученым вроде Аверинцева, немногим продвинутым читателям. Но вряд ли она является объектом массового интереса потомков. Хотя там есть шедевры.

Просто есть вещи, на которых печать исторической обреченности лежит слишком наглядно — не скажу, ярко, но именно темно. Вообще сейчас надо перечитывать «Юлиана Отступника» (Julian the Apostate) — замечательный роман Мережковского о Юлиане Отступнике, который просто нагляднее всего повествуют об упадке и о попытке — такой жалкой и по-своему трогательной попытке — возрождения.

Помните, у Кушнира это стихотворение?…

Что вы можете сказать о Наталье Трауберг как о переводчике? Согласны ли вы с мнением Набокова, что переводчик должен быть равен автору по масштабу дарования?

Это разные дарования. Писатель – не лучший переводчик, именно потому, что он начнет вписывать туда свой стиль. А писателя без стиля не бывает. Я не думаю, что переводчик должен быть конгениален, но я думаю, что переводчик должен любить автора. Если он не будет любить, у него ничего не выйдет.

Можно написать роман с отрицательным протагонистом – например, ту же «Жизнь Клима Самгина». Можно написать противную книгу о том, как противно живет противный человек. Но невозможно перевести роман, не любя автора. Невозможно скрыть дурное отношение к нему. Переводчику нужен не талант равновеликий, а высочайшая степень эмпатии, проникновения в душу чужого текста. Вот это, мне кажется, Наталья…

Изменилось ли что-то с тех пор, когда в 2001 году Наталья Трауберг сказала, что в Европе серьезный духовный кризис интеллигенции? Что общего у этого кризиса с российским?

Я в Европе мало жил. В Штатах довольно много, а в Европе мало. И я не имею никакого представления о кризисе европейской интеллигенции. Строго говоря, прав Андрей Кураев: кризис — нормальное состояние мыслящего христианина.

Кризис в Европе был в конце 50-х, что отражено у Феллини в «Сладкой жизни». Кризис в Европе был в середине 60-х, что отражено у Антониони в «Трилогии отчуждения». Кризис в Европе был в 70-х, что отражено в английском кинематографе той поры и в английской же драматургии. Я не помню периода в Европе, чтобы там не было духовного кризиса у интеллигенции.

Скажу больше: та интеллигенция, у которой нет духовного кризиса — это не интеллигенция вовсе, а верный отряд партии. Мы…

Почему, начиная с Христа, каждый христологический персонаж несет с собой меч?

Это совершенно исторически необходимо. Потому что всякий христологический персонаж раскалывает, а не объединяет.

Это не значит, конечно, что Трамп — христологический персонаж, нет. Раскол, который осуществляет христологический персонаж, другой природы. Он раскалывает не пополам. Вот это очень важно помнить. Раскол пополам — всегда зло, выбор дьявола. Потому что дьявол предлагает на выбор, как бы сказать, взаимодополняющие и взаимопредполагающие вещи. Например, свободу и порядок.

Вот это, я сейчас сам сформулировал. И в этом выдающееся счастье нашего общения, нашей передачи — что мысль иногда приходит, и приходит неплохая мысль. Надо только это где-то как-то…

Повлияла ли на ваше мировозрение статья Сергея Аверинцева «Ритм как теодицея»?

Нет, совсем не повлияла. На мое мировоззрение очень повлияли стихи Сергея Аверинцева, Честертон сильно повлиял, общение с Натальей Трауберг, конечно, если брать круг Сергея Аверинцева. Но его статьи на меня не влияли совсем, равно как и книга «Поэтика ранневизантийской прозы». Вот сознание моего друга, дачного соседа Лешки, она перевернула полностью. Мы на год расстались — мы встречались на даче летом,— мне было 17, Лехе было 16. Прошел год, я уже студент, и Леха уже студент, и я его не узнал абсолютно. Он вот прочел «Поэтику ранневизантийской прозы», и она его глубоко перепахала. На меня никогда она так не действовала, хотя я признаю, что Сергей Аверинцев — человек очень заразительного и очень…