Про нее у меня есть статья большая в «Дилетанте». Когда-то мне Наталья Трауберг, увидев у меня на кровати раскрытую Фланнери О’Коннор, сказала: «Очень трудное чтение, как вы можете?» Трудное, болезненное. Фланнери О’Коннор была, конечно, человеком тяжело больным, и дело не только в волчанке. Она свой католицизм, свою веру переживала так трагически, так мучительно… Это к вопросу о нашей давней дискуссии, нашей статье с Иваницкой о проблеме ценностей.

Дело в том, что некоторые почему-то полагают, что наличие ценностей, стройного мировоззрения и стойких убеждений приводит человека к душевной гармонии и  – я бы сказал даже – к успокоенности. Это не так. Чем стройнее ваше…

Про нее у меня есть статья большая в «Дилетанте». Когда-то мне Наталья Трауберг, увидев у меня на кровати раскрытую Фланнери О’Коннор, сказала: «Очень трудное чтение, как вы можете?» Трудное, болезненное. Фланнери О’Коннор была, конечно, человеком тяжело больным, и дело не только волчанке. Она свой католицизм, свою веру переживала так трагически, так мучительно… Это к вопросу о нашей давней дискуссии, нашей статье с Иваницкой о проблеме ценностей.

Дело в том, что некоторые почему-то полагают, что наличие ценностей, стройного мировоззрения и стойких убеждений приводит человека к душевной гармонии и  – я бы сказал даже – к успокоенности. Это не так. Чем стройнее ваше…

Нет, абсолютно не поверхностно. Именно с этим романом она корреспондирует напрямую. Потому что «Revival» — это роман готический. Я всегда об этом говорил: единственный по-настоящему готический роман Кинга. Абсолютно мрачный, говорящий о том, что изнанка мира гораздо мрачнее лицевой стороны. Что жизнь, как бы она ни была трудна, всего лишь только щель между двумя беспросветными темнотами.

У Летт очень мрачное мировоззрение. У нее есть сильная, мрачная, в лучшем смысле готическая проза. И с «Revival» она, конечно, напрямую корреспондирует. Мысль об электричестве и вообще о модерне действительно открывает путь для чудовищ.

Понимаете, она же очень много думает. Она задает себе…

Понимаете, конечно, готика Стивена Кинга (условно говоря, северная) отличается от готики южной (условно говоря, Фланнери О'Коннор) отличается тем, что север более рационален, во всяком случае, в Америке. Они янки, и они верят в человека, и верят в прогресс. А Фланнери О'Коннор не верит, Фланнери О'Коннор верит в бога, а человек вызывает у нее серьезнейшие вопросы. Фланнери О'Коннор страшнее, конечно, кто бы спорил. Страшнее потому, что он глядит в бездну, а Кинг глядит в бездну в очень немногих своих текстах. В таких, как, скажем, «Черная башня», да и то не везде, и в таких, как, скажем, «Revival» — «Воскрешение», «Возрождение», точного перевода я не понимаю. Вот «Revival» я очень люблю, а в…

Понимаете, это вообще забавная идея — как-то в рамках «южной готики» сравнить «Убить пересмешника» и Фланнери О'Коннор. Я, кстати, придерживаюсь мнения, что выведенный там под именем Джилла синеглазый мальчуган Трумен Капоте приложил руку к роману. Вообще известно, что Харпер Ли была его правой рукой во время работы над «In Cold Blood». Она опрашивала людей, ездила с ним по южным штатам, отслеживала путь беглецов. В общем, фактуру они собирали вместе. Естественно, что в порядке дружеской помощи ей он вполне мог взять её роман «Поставь сторожа» и превратить его в шедевр. Сейчас его напечатали, этот как бы пра-«пересмешник», но книга явно не выдерживает никакой критики, хотя написана она очень…

Ох, если бы я знал! Я в статье про Фланнери О'Коннор попытался это изложить. Мне кажется, он в том, что когда ты сталкиваешься с абсолютным злом, вроде Мисфита, вроде Изгоя, смешно пытаться его полюбить, смешно демонстрировать ему доброту; надо иметь что ему противопоставить. Изгой сказал: «Христос нарушил равновесие». Да, нарушил, действительно. С Христом пришло в мир абсолютное добро и абсолютное зло. Вот абсолютному злу надо иметь что противопоставить, а пытаться с ним договориться бессмысленно.

Это послевоенный рассказ, ребята. Это рассказ женщины, очень умной женщины, которая пытается для себя объяснить, как такое было возможно и что с этим сделать. Это…

Фланнери О'Коннор, Юдора Уэлти. Я не знаю… Ну как вот вам советовать Фланнери О'Коннор? Вы прочтёте «Хромые внидут первыми» — и вам жить расхочется. Ну хорошо, вы тогда прочтите «Озноб» — и вам обратно захочется. Ну, Фланнери О'Коннор — это великий автор. Если вы её ещё не читали, то… Конечно, Трумен Капоте, моя самая большая любовь. И прежде всего, конечно, «The Grass Harp» («Луговая арфа»), можно в русском переводе Суламифи Митиной, совершенно бессмертном. «Убить пересмешника», Харпер Ли — тоже, между прочим, южная литература.

Вот Фолкнера — чёрт его знает, рекомендовать или не рекомендовать… Фолкнер, конечно, очень патологический случай, поэт патологии. Но я же не рекомендую вам…

Фланнери О'Коннор гениальна и удивительна тем, что она одна такая — самый мрачный писатель XX века, действительно самый мрачный. Мрачнее была только реальность этого столетия. Есть люди, пишущие в стиле южной готики. Из них самый светлый — конечно, Трумен Капоте. Самый мрачный — скажем, Карсон Маккалерс. Я могу вам порекомендовать «Сердце — одинокий охотник», «Часы без стрелок», «Балладу о невесёлом кабачке», почему-то очень в России знаменитую и поставленную в «Современнике» в своё время. Да, вот они ей близки.

Но дело в том, что ведь Фланнери О'Коннор католичка. Сейчас вышла в Америке, я купил как раз замечательную книгу её речей и статей. Для неё характерна предельно серьёзная…

Я никогда не встречался с тем, чтобы к нему как-то относились с ненавистью. Скорее уж «Мэгги, дитя улицы» вызывает, потому что это ранний роман, еще несущий на себе печать ученичества. A «The Red Badge of Courage» — это такая, понимаете, бесспорная классика, национальный эпос. Никогда не видел, чтобы он вызывал какое-то раздражение.

«The Open Boat» того же Крейна, который я, кстати, ценю чрезвычайно высоко — это да, во всех американских университетах это преподносят как образец новеллы. Такой, до Фланнери О'Коннор. Там действительно терпящие бедствие в море, спасающиеся моряки и пассажиры. В общем, это рассказ, немного навязший в зубах.

А так вообще Крейн — он при явной…

Что касается социального реализма, то он чувствует себя очень хорошо, только он ушел в нон-фикшн. И это честнее, это правильнее. В Америке школа нон-фикшна такая, что, пожалуй, в последнее время даже лучше, чем школа традиционного фикшна и сайенс-фикшна уж точно. Нон-фикшн — это огромное, может быть, доминирующее направление американской литературы, где расследуются подлинные преступления, излагаются подлинные биографии.

В каком смысле это честнее социального реализма? Понимаете, социальный реализм… Ну, как у Драйзера, например, ведь «Американская трагедия» тоже написана по мотивам совершенно конкретного явления. Американский реализм все время пытался вывести из жизни…

Понимаете, я понимаю, что Буковски – трогательный автор. И фраза «dirty old man love too» – это фраза, под которой любой подпишется после 30 лет. Но я никогда Буковски не любил. Он мне симпатичен как персонаж, но несимпатичен как автор. Его сравнивают с Довлатовым: мне кажется, что это все какая-то литература, не дотягивающая до великих эмоций. Где у Фицджеральда или Хемингуэя гибель всерьез, там у Буковски обаятельный алкоголизм. И мне многого не хватает в его прозе. При всем обаянии его таланта он писатель не того ранга, что и великие проклятые монстры литературы 30-50-х годов.  Не Фолкнер, прямо скажем, хотя Фолкнер пил не меньше. Просто алкоголизм Фолкнера приводил его к мрачным…

Я его считаю гениальным писателем. И тоже лучшим, что он написал, я считаю дневник. Он мне был таким утешением, когда я одиноко и трудно жил в Штатах, работал, не с кем мне было разговаривать. Я после занятий приходил в эту квартирку профессорскую и читал Джона Чивера, где он страдает от абстиненции в основном. Но у него был такой очень трезвый взгляд на вещи с похмелья, и это очень было горько. А в принципе, его романы я не люблю, а вот рассказы считаю просто шедеврами. Я его считаю и выше Раймонда Карвера. Рассказы его, мне кажется, не намного хуже Фланнери О’Коннор.

Видите ли, Ширли Джексон — великая писательница. Она правильно совершенно говорила: «Лучше всего мне удаются дети и романы — того и другого у меня очень много». Ширли Джексон, прежде всего, фантастически обаятельная личность, и она мне ужасно нравится по-человечески. Я как раз не думаю, что «Лотерея» — такой уж великий рассказ, хотя во все антологии американского рассказа, не только фантастические, она входит. Это рассказ уровня Фланнери О'Коннор, такая убийственная лотерея, которая проходит в нормальном американском городке. Вот эта подспудная тяга к убийству, да ещё к убийству по голосованию, по демократической процедуре,— она очень точно подловила, подсекла эту рыбу.

Лучшее её…

Далеко не всегда писатель кого-то морально осуждает или оправдывает. Смешно искать в текстах художника всегда расстановку моральных прежде всего акцентов, тем более что мораль, вообще-то, люди придумали именно для самообуздания. А вот думать о смысле жизни и как-то это совмещать с моралью — это довольно трудно.

Это рассказ… Вот это важно, что вы об этом спросили, потому что этот рассказ вызывает примерно такое же количество вопросов и разнообразных толкований, как «Хорошего человека найти нелегко» Фланнери О'Коннор. Этот рассказ очень похож. Это рассказ об, условно говоря, хорошем человеке, столкнувшемся с абсолютным злом. И вот очень многие задают себе вопрос. Вот бабушка в…