Нет, конечно, садомазохистские игры, которые она себе придумывала, имеют происхождение… Это серьезная эротическая литература, опущенная на уровень фанфика. Ведь в серьезной эротической прозе проблема садо-мазо трактуется как проблема социальная, как проблема власти. Даже в «Девяти с половиной неделях» есть история не только о том, как двое изобретательно мучают друг друга. Это история о природе власти и подчинения. Как у Томаса Манна, как у Клауса Манна, как у самого умного из них – Генриха, в «Учителе Гнусе». Это подчинение в стае, подчинение в классе, где преподает Гнус. Оно оборачивается постоянной готовностью вывести это на социальный уровень. Собственно говоря, «Ночной портье» Кавани – это тоже фильм, имевший подлинную литературную и документальную основу. И более того, это фильм о природе фашизма, о государственности. Садо-мазо – не более чем вкусный предлог поговорить о проблеме – о сладости подчинения, о мерзости унижения. Здесь есть вечный вопрос: люди бы не любили так заниматься сексом, если бы в нем, как в капле воды, не отражалась нормальная расстановка сил. Иногда это сотрудничество, иногда это диалог, а иногда это в чистом виде hamilation, идея вечной унизиловки. Это на самом деле потому и содержит в себе такие глубины…
Это как еврейский вопрос. Вот Ахматова говорила: «Люблю Розанова, но без еврейского вопроса и без секса». А что там, собственно, останется? Люблю арбуз без сока и семечек. Что останется? Боюсь, что вариантов нет.