Можно ли считать слабым произведение, если ситуация разрешается лишь благодаря случайному стечению обстоятельств?

Вот когда наша команда писала роман «Финал», мы пытались так написать о футболе. Это была моя вечная мечта — написать футбольный роман. И мы с компанией, по-моему, довольно одаренных людей (Шишканов, Чекалов, Ларюшина и другие) все очень постарались. Мы написали такой роман. Но отвечать «Вот вам наш текст» было бы неправильно.

«Баскетбол» — в рассказе Дяченок очень страшное описание баскетбола. Он так называется. «Прыжок в высоту» — рассказ Житинского, который весь состоит из одной фразы, потому что прыжок в высоту так и должен строится. Читатель совершенно захлебывается, когда эта фраза не кончается.

Но понимаете, это же должен писать человек, который имеет такой опыт. Вот как…

Нет, не правильно. Я вообще Пришвина очень люблю, в особености дневниковую его прозу, ну и «Кладовую солнца» — само собой. Но я не отношусь к его теоретическим, литературоведческим и вообще внеприродным наблюдениям с достаточной серьёзностью. У него — при всей моей любви к нему — господствует такое мировоззрение несколько зайцевское, несколько шмелёвское; он писатель скорее, конечно, этого ряда и этой категории. Не вполне, мне кажется, он всё-таки понимает мятущуюся, неспокойную и крайне тёмную, крайне запутанную душу Гоголя. Он человек уюта, человек обихода. Действительно, ему и природа — дом родной. И религия его — она такая несколько пантеистическая, скорее языческая, довольно уютная. В…

Читал, куда деваться? Я же всё-таки, общался с Трауберг, у которой, кстати, был довольно скептический взгляд на Льюиса. Ну и он, по-моему, один из любимых писателей Лукьяновой, а уж Лукьянова-то, конечно, мне это подкладывает в большом количестве.

Нет, Льюис замечательный писатель. Насчет адвокатуры Бога — Бог, в общем, как-то не нуждается в адвокатуре Льюиса. Но с другой стороны, всё движение апологетов многое сделало для того, чтобы религия, казалось бы, отправленная в детскую человечества, стала опять интенсивно обсуждаться, дискутироваться. В любом случае, то, что вопрос о Боге оказался ключевым вопросом ХХ века — это заслуга в том числе и серьезных вдумчивых апологетов.…

Ну, видите, всякий… Как правильно когда-то написала Ирина Лукьянова: «Всякое путешествие в Америку — это путешествие в пустыню, удаление в пустынь»,— в том смысле, что нет вокруг других, таких вот, нет своих. Ты погружаешься в абсолютно чуждый мир. И даже живущие там твои соотечественники — они другие, они в известном смысле чужие. Поэтому это такой опыт глубокого погружения в себя, это такой христианский уход в пустыню, почти аскеза. Если путешествие-травелог оборачивается путешествием вглубь себя — вот тогда это интересно.

В принципе, я травелоги читать не люблю. Один из моих любимых современных мыслителей и филологов Александр Эткинд написал замечательный совершенно…

Это вопрос, который потянет на хорошую диссертацию. Гоголь же ориентировался на Гофмана прежде всего, вообще на немецких романтиков. Гофман и Шиллер — действительно такие два немца, которые у него выведены в качестве его подмастерьев. Для Гоголя, конечно, романтический вопрос о привлекательности, о соблазнительности зла, о бессмертии зла решается прежде всего эстетически. По Гоголю наиболее склонен к злу художник, потому что художник наделен высочайшей эмпатией и сопереживанием. Когда он интересуется злом, он в некотором смысле прививает его себе, как медик прививает себе оспу, чтобы проследить за симптомами и заразить ей болезни. Вот «Портрет». Художник доступен злу именно потому, что…

Мне кажется, что «Записки сумасшедшего» – очень украинское произведение именно в том смысле, что безумие – это высшее состояние ума. Это «божевiльний», а «божевiльний» – это находящийся в божьей воле. Я помню, мне как-то Виктюк это объяснял: почему мы называем сумасшедших божевильными? Потому что у сумасшедшего нет своей личности, он находится в божьей воле и трактует божью волю, и Господь как бы говорит его устами. Блаженны безумцы. Потому что, как сказано в Акафисте Ксении Блаженной (Петербургской): «Безумие мира мнимым безумием поверяла». Если угодно, так.

Я думаю, что «Записки сумасшедшего» – это записки о том единственном бунте, который может себе позволить Поприщин.…

Чуковский — великий критик, хотя мне кажется, что главное его достижение — это такая «теория непрагматизма», которую по-своему подхватил Ефимов в практической метафизике. У Чуковского была такая идея, которая пришла к нему в голову в 18-летнем возрасте, он тогда же опубликовал эту статью у Жаботинкого в какой-то газете. И правильно совершенно Жаботинский ему дал опубликовать это философски незрелое, но абсолютно провидческое сочинение. Он потом всю свою жизнь построил на этой теории непрагматизма. В общем, если формулировать известным каламбуром: «Пишите бескорыстно — за это больше платят».

Иными словами, то, что человек делает ради прагматики, никогда не получается.…

Лучше подумайте, как объяснить появление одновременно двух таких феноменов, как Гоголь и Эдгар По, которые прожили примерно одинаково по времени, внешне были очень сильно похожи, и самое главное, больше всего при жизни боялись быть погребенными заживо. И этот страх преследовал их, и об этом они больше всего писали. Вот появление такой странной мании, фобии у двух романтиков…

Кстати говоря, Гоголь и Эдгар По — сравните «Страшную месть» и, скажем, «Падение дома Ашеров» или «Маску красной смерти». Гоголевская готика и готика Эдгара По очень похожи. Это легко объяснить, конечно, общими немецкими корнями, общем влиянием Гофмана — огромным, я думаю, в обоих случаях. Но, конечно, Эдгар По и…

А театральная очень вещь. Она же, понимаете, наследует Леониду Андрееву, а тот наследует Чехову, причем именно треплевской пародийной пьесе: «Люди, львы, орлы и куропатки! И вот вы, пришедшие сюда для забавы и смеха. Пройдет перед вами жизнь женщины-комиссара с ее темным началом и темным концом». «Оптимистическая трагедия» — это такая абсолютно леонид-андреевская пьеса, да, собственно говоря, вся брехтовская эстетика растет из любимого моего Гофмансталя, из Метерлинка, тоже моего любимого, и из Чехова. Когда, так сказать, secondary, вторична роль диалога, которая характерна для театра абсурда, идет от Метерлинка, а плакатное педалирование условности, брехтовское, идет от…

Конечно, а как же? Мы тоже с детьми — у меня же зарубежка — спорим, именно спорим ожесточенно о том, был ли романтизм предшественником фашизма. И они говорят: «Как же, ну как же из романтизма получился фашизм?» Я говорю: «На фигуре Ницше, на переломной, конечно». Но романтики — это и есть наследники и отрицатели идеи просвещения. Идея сверхчеловека, покоряющего массы,— это и есть идея Наполеона. Конечно, Наполеон был для Байрона, не скажу, героем, но одной из важнейших фигур, с которой, конечно, он себя соотносил и о которой он думал. И для Пушкина это совершенно естественно. Я думаю, что только Гофман был свободен от этого гипноза, и то не до конца. Для романтика Наполеон… для Бетховена, в частности,…