Эликсиры сатаны

Если посмотрите на сказки Андерсена, например, на «Красные башмаки» или на «Ледяную деву» — на серьезные андерсеновские сказки, вы обратите внимание на то, что они гораздо жесточе, чем многие взрослые тогдашние сочинения. У ребенка есть определённый запас прочности, запас бодрости, некоторая повышенная сопротивляемость. Ну что вы хотите? Они действительно — дети — не очень склонны жалеть других, потому что такого драматического опыта жизни у них, слава богу, нет. Да, до них труднее достучаться. Именно поэтому готика — это жанр детства человечества. Я, например, думаю, что в подростковый возраст человечество вступило с романтизмом.

У меня была лекция про «Замок Отранто», «Монаха»…

Потому что весь немецкий романтизм, у которого он учился, тяготел к такой структуре. Собственно, «Страшная месть» — не что иное, как «Эликсиры Сатаны», перенесенные на украинскую почву, малороссийскую. Гоголь в огромной степени растет из Гофмана, и мотивы роковой тайны, которая вскрывается в финале, и мотивы рокового преследования, родового проклятия, метьюриновские мотивы в «Мельмоте-скитальце», или гофмановские в «Эликсирах Сатаны» или в «Серапионовых братьях» или в «Майорате»,— они ему очень хорошо известны, и это стандартная структура готического романа, в котором в последней главе все разъясняется.

Другое дело, что композиция «Страшной мести» от этого не становится…

Нет, в «Рублёве» они не видны. Отголоски этой темы видны в двух великих предшественниках Стивенсона, из которых он собственно и вырос: у Гофмана в «Эликсире сатаны» — Медард и его брат-двойник; и, конечно, у Эдгара По в «Вильяме Вильсоне». Тема живучего близнеца, злобного двойника, роковой связи братьев — это очень распространённая романтическая традиция. Почему она так распространена? Она же есть, кстати, и в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» у Стивенсона. Это история вечной соприродности, неразрывности, двойственности человека, неразрывности в нём добра и зла, бессмысленности попыток его расчленить по-манихейски; это такая вечная идея чёрного двойника. Она и в…

Нет, вообще то, что художник видит истину и портретирует, – это довольно частый мотив. Он есть в «Мельмоте-скитальце», который, кстати, появился одновременно с «Эликсирами сатаны» и содержит весь набор готических мотивов. Надо посмотреть. Там тоже есть страшный портрет, который на всех смотрит. Вообще, тема портрета – в гоголевском «Портрете», например – очень важна для готики. Потому что художник похищает душу того объекта, которого изображает. И похищает его тень, если угодно.

Тема художника-похитителя души, художника-разоблачителя  – это готическая тема. Вообще, тема художника, видящего истинную, непарадную и даже вообще незримую часть человеческой души – это…

Для этого надо перечитать Анну Рэдклифф , надо перечитать метьюриновского «Мельмота Скитальца», надо перечитать «Портрет Дориана Грея» под этим углом. Но в принципе, готический роман — это реакция на философию просвещения, реакция довольно важная. «Реакция» здесь — в прямом смысле слова. Реакция для нас — всегда какое-то движение, направленное против прогресса, с ненавистью на него отвечающее. И действительно, всякий раз, когда вера в идеалы, в прогресс, в человека здорового, полноценного; всякий раз, когда эта вера начинает занимать в обществе сколько-нибудь лидирующие позиции, тут же возникают люди, которые уверены, что человек по природе своей зол, что мир лежит во зле, что никакого не…

Нет, как о прамодернистской нельзя. Видите ли, это барочный такой приём. И я думаю, что это не из будущего, а это, скорее, пришло из прошлого — из «Дон Кихота», например. Литература барокко — и раннего, и уж чем дальше, тем больше,— она всегда строится, как развесистое такое дерево, действительно, как такая скорее постмодернистская ризома, потому что центр повествования при этом смещается. Помню, я делал детскую обработку «Мельмота Скитальца», и я поражён был, сколько приходится убирать даже не просто лишнего, а совершенно постороннего.

В «Рукописи, найденной в Сарагосе», кстати, несмотря на всю яркость Потоцкого… Ну, он ярко пишет. И не зря Пушкин даже иллюстрации рисовал к этому…

Смотря что вы пишете. Если вы пишете готический роман (типа «Эликсиры сатаны» Эрнста Гофмана), то там случайные стечения обстоятельств, роковые встречи, таинственные подслушивания как раз приветствуются. Если вы пишете детектив, то чем строже интрига, тем, конечно, лучше. Я абсолютно убеждён, что в детективе места случайным совпадениям быть не может.

Кстати говоря, я очень люблю Александру Маринину (не подумайте плохого). Некоторые её романы — например, «Не мешайте палачу» или «Иллюзия греха» — я считаю виртуозно придуманными, и случалось мне даже с увлечением их читать. Интересно (об этом, кстати, Ирина Лукьянова писала довольно интересно), что у Александры Марининой обычная…