Потому что весь немецкий романтизм, у которого он учился, тяготел к такой структуре. Собственно, «Страшная месть» — не что иное, как «Эликсиры Сатаны», перенесенные на украинскую почву, малороссийскую. Гоголь в огромной степени растет из Гофмана, и мотивы роковой тайны, которая вскрывается в финале, и мотивы рокового преследования, родового проклятия, метьюриновские мотивы в «Мельмоте-скитальце», или гофмановские в «Эликсирах Сатаны» или в «Серапионовых братьях» или в «Майорате»,— они ему очень хорошо известны, и это стандартная структура готического романа, в котором в последней главе все разъясняется.
Другое дело, что композиция «Страшной мести» от этого не становится менее виртуозной. Обратите внимание, что классический готический сюжет с двумя братьями, с проклятьями традиционными,— это все здесь перенесено не только на украинскую почву, но и на мелодику украинского языка. Это сделано даже в стиле и тональности, даже в строфике украинской баллады. Вот это Гоголь сделал гениально. Конечно, Гоголь выдумал Украину, конечно, он выдумал её по гофмановским лекалам, но не надо забывать, что он сумел это укоренить, врастить в местный колорит.
И в «Потрете» та же история, только по-настоящему интересна в «Потрете» не предыстория, которую он выбросил впоследствии, во второй редакции, а интересно, когда Чартков начинает соблазняться деньгами и под это дело утрачивает талант. Там гениальная совершенно первая часть, вторая — избыточная и, в общем, не нужна. Да, согласен, «Потрет» выигрывает без второй части. Но тут, понимаете, очень интересные странные совпадения. Гоголь и Лермонтов ведь современники, и то, как они синхронно нащупывают петербургскую готику… Конечно, Лермонтов по крайней мере первую редакцию «Потрета» мог читать. Не знаю, читал ли. Но удивительное совпадение тем, образов, стилистической манеры гоголевского «Портрета» и лермонтовского «Штосса» говорит о том, что, несмотря на все западные влияния, Петербург начинает нащупывать свои фольклорные темы, свой городской фольклор.
