Ну, видите, всякий… Как правильно когда-то написала Ирина Лукьянова: «Всякое путешествие в Америку — это путешествие в пустыню, удаление в пустынь»,— в том смысле, что нет вокруг других, таких вот, нет своих. Ты погружаешься в абсолютно чуждый мир. И даже живущие там твои соотечественники — они другие, они в известном смысле чужие. Поэтому это такой опыт глубокого погружения в себя, это такой христианский уход в пустыню, почти аскеза. Если путешествие-травелог оборачивается путешествием вглубь себя — вот тогда это интересно.
В принципе, я травелоги читать не люблю. Один из моих любимых современных мыслителей и филологов Александр Эткинд написал замечательный совершенно текст о русском травелоге, и там прекрасные примеры, глубокий анализ. Но для меня травелог — репортаж о путешествии — имеет смысл только тогда, когда автор на самом деле погружается в собственные воспоминания, в собственные комплексы. Ну, грубо говоря, традиция Стерна с его «Сентиментальным путешествием» мне, так сказать, воленс-ноленс ближе, чем традиция описания всякого рода заморских чудес.
Хотя я очень высоко, кстати, из всех русских травелогов я более всего ценю «Хождения за три моря» Афанасия Никитина с этой их невероятной глубиной молитвы в финале. Понимаете, когда после 100-страничного (или сколько?), 80-страничного описания чудес божьих следует вот эта удивительно пронзительная и печальная молитва: «Господи, пощади меня! Господи, помилуй меня!» — это действительно перед смертью говорит человек, который столько всего видел, столькому благоговейно и робко изумился, и как бы сердце его не вмещает изобилия этих чудес. И действительно обратно, на пути обратно Афанасий Никитин умирает, не доезжая до Твери, как Одиссей, переполненный, слишком многое вместивший, пространством и временем переполненный, перефразируя Мандельштама. Это, конечно, один из лучших русских травелогов.
Кстати, не будем забывать, что главные социальные тексты русской литературы — это «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и «Остров Сахалин» Чехова — это тоже ведь формально травелоги. Но в том-то и дело, что действительно травелоги, как писал Благой, «огромной взрывчатой силы». И поэтому вот такие социальные путешествия, путешествия бунтарские, путешествия, описывающие ужас этого быта и этих запахов, как у Чехова… Страшная книга — «Остров Сахалин», невыносимая, хотя маскируется изо всех сил под путевые записки. Вот это, пожалуй, два тоже лучших травелога. И между прочим, «Путешествие из Петербурга в Москву» — как хотите, а книга великая.
