У меня есть догадки. Но о том, что близко, мы лучше умолчим.
Ходить бывает склизко
По камушкам иным.
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
Пелевин очень близок к Гоголю — во всяком случае, по главным чертам своего дарования — но инкарнацией его не является. Дело в том, что, понимаете, постсоветская история — она, рискну сказать, в некотором отношении и пострусская. Как правильно сказал тот же Пелевин, вишневый сад выжил в морозах Колымы, но задохнулся, когда не стало кислорода. Вообще в постсоветских временах, он правильно писал, вишня здесь вообще больше не будет расти.
Он правильно почувствовал, что советское было каким-то больным изводом русского, последним изводом русского — может быть, уже посмертным. Но это уже пост-пост — то, в чем мы живем. Это или начало чего-то нового, чего пока не видно, или действительно черви в трупе.
Поэтому никаких аналогий с сегодняшними авторами я не нахожу. Свои аналогии с Мережковским — с его пороками, с его добродетелями, с его заблуждениями, с его восприятием современниками — я нахожу, и мне это приятно. А какие-то аналогии между Пелевиным, Сорокиным, Акуниным и предшественниками я нахожу с трудом. Сильно подозреваю, что некоторые из этих авторов возникли в буквальном смысле на пустом месте. Это какие-то новые посевы.
Акунин — это, безусловно, что-то синтетическое, что-то принципиально новое, абсолютно. А вот что можно найти у Иванова — мне кажется, он довольно точно повторяет судьбу Алексея Толстого. Особенно аналогия между «Ненастьем» и «Хмурым утром» добивает меня, конечно. Ну и «Тобол» — это абсолютный «Петр I». В общем, такой же олеографичный.
Я не люблю ни «Тобол», ни «Петра I». Я люблю «Блуду и МУДО» или, скажем, какие-то куски в «Пищеблоке». И конечно, «Географа». Иванов вообще гениальный писатель. Но я, собственно, считаю, что пороки Алексея Толстого и некоторых его текстов им унаследованы. Когда он пишет историю, это олеография. Когда пишет современность — вот там у него есть и мысли, и невероятная точность наблюдений, и прекрасный, тоже алексейтолстовский юмор. Но сам Алексей Иванов не очень любит это сравнение, поэтому я эту тему не педалирую.
Вообще, мне кажется, права Мария Васильевна Розанова, сказавшая: «Аналогии закончились». Нынешнее время по глубине падения и по утрате всех ориентиров не имеет аналогов. Поэтому наводит на радостную мысль о том, что, может быть, это что-то новое. Другое дело, что к восприятию этого нового мы не вполне готовы, как не готовы к восприятию Дальгрена люди, которые туда попадают. Дальгрен — это, в общем, Град обреченный. Как были не готовы к Граду обреченному Ван и другие попавшие туда люди.