Нет. Он возмущается тем, что история перестала быть наукой. Тем, что она стала инструментом идеологической проработки. Он говорит, что бумага все стерпит. Можно написать на ней «Войну и мир», а можно — кляузу на соседа. Вот в этом-то и заключается ужас, что бумага все терпит. Мне Игорь Старыгин, когда он приезжал в Артек, там была ретроспектива его фильмов, и он показывал на детском фестивале, предварял показ «Доживем до понедельника»… И я честно его спросил: «Знаешь, Игорь, а как ты сам объясняешь, про что эта картина? Если тебя школьники спросят: «Про что это кино?». Он говорит: «Ты знаешь, я боюсь, что это фильм про учителя, который устал преподавать эту историю». И боюсь, что это так. Не зря он говорит, что мой КПД мог быть гораздо выше. Это фильм о том, что история перестала кого-либо учить. Более того, что она перестала быть наукой, она превратилась в средство профанации.
В «Доживем до понедельника» все-таки много всего вложено, все-таки это первый сценарий Полонского, и он все сразу пытался ухватить. Конечно, это и картина об идеальном учителе, но прежде всего это картина о том, что школа перестала быть школой. Она перестала быть местом, где на кого-то равняются. Учительница, которая говорит: «Ложьте», и это так бесит Мельникова. Мельников взыскует идеала, а вместо этого все время натыкается на упрощение. Мельников, кстати говоря, в школу-то вытеснен, он мог бы быть великим историком, а так получилось, что он как бы сослан преподавать. Ну как Михоэлс однажды сказал Раневской. Она сказал ему: «В вас живет бог». Он ответил: «Если и живет, то он в меня сослан». Вот он сослан в эту школу, этот учитель, и школа перестала быть местом, где учатся.