Знаете, я должен признаться в ужасной вещи. Голдинг никогда меня ни как писатель, ни как человек не интересовал. То есть я не изучал его систематически, у меня не было желания, ознакомившись с одним его произведением, изучать все, написанное им, целиком. Я люблю его тексты. Он кажется мне великим писателем, абсолютно заслуженным нобелиатом. И «Наследники», и «Шпиль», и «Бог-скорпион», и «Чрезвычайный посол» – это литература очень высокого класса. Но мне некомфортно в этой литературе, она для меня мрачна. Понимаете, это как улица, по которой я не люблю ходить. Я понимаю, что она застроена прекрасными зданиями, но тени там ложатся так, что мне не нравится. Вот когда я вхожу в прозу Житинского, я четко представляю, что на этой улице я хотел бы жить, этим воздухом я хотел бы дышать, эта кукла или кот в окне внушают мне страшное желание ходить мимо этого дома, понимаете?
А вот Голдинг никогда не вызывал у меня желания его знать. И я, наверное, узнаю себя в герое «Хапуги Мартина» в гениальном переводе Шерешевской, в оригинале я не читал. Хапуга Мартин – человек, который не хочет расстаться с жизнью, цепляется за нее, – да, себя я в этом узнаю. Я тоже такой «хапуга Мартин». Именно поэтому я продолжаю заниматься всеми теми вещами, которыми занимаюсь сейчас, хотя материальной выгодны они мне не приносят, только моральное удовлетворение. Голдинга я уважаю, но назвать это любовью не могу. Именно поэтому я недостаточно знаю о нем и вряд ли когда-нибудь буду достаточно знать.
