Я бы не стал их ставить рядом. Беккет — нобелевский лауреат, ученик Джойса, человек чрезвычайно мрачный и серьезный. Он, по-моему, называется абсурдистом скорее по недоразумению. Да, в его театре, в его драмах есть некоторые следы абсурдизма. Но в принципе, он писатель такого метафизического, что ли, направления, религиозный метафизик, довольно глубокий.

Ионеско тоже не исчерпывается абсурдизмом. Но Ионеско гораздо более весел, непосредственен. Этот французский румын придерживался гораздо более светлого взгляда на человеческую природу. Достаточно сравнить «Носорогов» и «В ожидании Годо», чтобы понять, до какой степени разнятся приемы и философия этих людей.

Ионеско…

Ну, прежде всего — Ионеско. Беккета я не люблю. Ну, как не люблю? Я признаю его величие, но не люблю. Во всяком случае, у Беккета есть выдающиеся, конечно, тексты, но Ионеско для меня более значителен. А больше всего я люблю у него не пьесы. Хотя, конечно, и «Носорога», и «Стулья», и «Король умирает» — это шедевры. Но больше всего я люблю рассказ «Фотография полковника», я над ним просто укатываюсь. Это совершенно гениально! И всякий раз, как мне предлагают поучаствовать в какой-нибудь ерунде или пойти на какую-нибудь премьеру, заведомо провальную, я всегда цитирую оттуда: «Немногие могли устоять перед соблазном посмотреть фотографию полковника». Это шедевр! Понимаете? Да и вообще…

Разумеется, это не про носорогов. «Оносороживание» — это «отолстокоживание», но конкретное животное здесь совершенно ни при чем. Я думаю, что здесь, конечно, есть отсылка к библейскому чудовищу с жилами, как канат (из Книги Иова): «ветер от ноздрей его повалит любого». Я думаю, что отчасти это символ грубости и глупости, не разбирающейся и не различающей силы.

Носорог — это, в общем, не то сравнительно добродушное животное, которое так страдает, когда ему рог отпиливают на известной фотографии. Носорог — это, в данном случае, просто метафора тяжело бронированного обывателя.

Интересно на самом деле по этой теме рассмотреть три текста: «Превращение» Кафки, «Носороги» Ионеско и «Собачье сердце» Булгакова. И еще, конечно, «Внук доктора Борменталя» Житинского. Потому что превращение собаки в человека у Булгакова ведет к абсолютной порче собаки, да и человека тоже не получается. А у Житинского наоборот: собака, ставшая человеком, становится единственным приличным существом на всю повесть. Житинский был добрый. Это жестокая такая повесть, но ужасно трогательная: попытки «всобачить» ее обратно уже не удаются.

Если вдуматься, проза Житинского в этом смысле самая мрачная. Представьте, что таракан Кафки (или, как считал Набоков, навозный жук) становится…